После ужина Пищер “выделяет” Сталкеру 300 грамм спирта, и он смешивает их с бутылкой “фанты”. “Фанта”, кстати, из того самого транса. Просто чудо, что не разбилась.
Пока смесь остывает, Сталкер берёт гитару — теперь у нас есть и гитара, и магнитофон, и егоровская коробка с книгами прибыла целёхонькой,— настраивает её, а потом вдруг торжественно так объявляет: ладно, я тут вчера наугрожался... Не думайте, что ‘забил’. Да. То есть — слушайте, если хотите, конечно.
Егоров с интересом смотрит на него — но молчит. Наверное, ждёт, что будет дальше. А дальше Сталкер говорит:
— Только не знаю, в чей огород этот камень боком выйдет... после дождичка на горе в неведомый нам отселе ‘чуть вверх’ — уж больно он какой-то... Нечастный, да.
— Несчастный? — с надеждой переспрашивает Пищер.
— Думай, как хочешь. Я вообще считал прежде, что он ни к чему отношения не имеет — ну, ни к вере вашей дурацкой в Свечу, ни против... А вчера кое-что подумал...
— Тебе полезно,— тут же замечает Егоров.
Сталкер поворачивается к нему и говорит свою самую любимую фразу:
— Р о т з а к р о й .
И начинает рассказывать.
ГОЛОС ПЕРВЫЙ — НЕ ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ:
... К Шагалу — ну, к месту гибели его, я имею в виду — из Сейсмозоны, как известно, два прохода ведут. Короткий, через так называемый Лифт Шагала, и длинный — обходной. Все, конечно, по обходняку лазят — оно и понятно: хоть длиннее, да удобнее. В смысле — шире, да.
Я тогда меньше месяца, как из армии своей выплыл; хожу по Ильям — и всё никак находиться не могу, в смысле — наползаться. Да. Что-то забылось, что-то перестроили, пока меня не было — расчистили, прокопали или наоборот, завалили — всё войны ваши дурацкие... В общем, изменения сокрушительные произошли, факт. Хожу по Системе, как в первый раз,— одних только гротов стояночных новых десятка два оборудовали, на голом монолитном месте, практически, и у каждого название, мне лично незнакомое, а как я называю старые гроты — никто из новоприбывших не знает... Где-то, конечно, и само попадало, а где я и раньше путался — сами понимаете, где. Да. А вообще очень сложные чувства. Загадили, конечно, много — пока меня не было, и это больше всего, пожалуй, бесило. Да не во мне дело.
Из старых — тех, с кем начинал когда-то — уже мало кто ходил; вас я застал чисто теоретически — вы ведь стоять куда-то вправо упилили, а куда — никто точно не знал... Ну, Мамонт ещё продолжал ходить, да Шурка-Гитарист — тот, у которого всегда кто-то в Журнале “и” на “а” переправлял... Второе “и”, я имею в виду — да вы знаете, да. А остальных я видел — да и видал... В общем, ни с кем я поначалу не встал.
Так, прийду, заначу где-нибудь шмотки — и бегаю по Системе сам-один либо с кем-то. А то и в гости к кому-нибудь загляну. Всё хотелось самому разобраться, въехать в этот ваш бардак, не занимая ничьей стороны. Потому как о войнах ваших — я имею в виду, когда вы “за экологию” поделили Систему и на свою половину никого не пускали — о войнах ваших разное говорили. Кто злился, кто смеялся над вами — но по-моему, никто вас тогда всерьёз не принимал, да.
Впрочем, я не об этом. Это я так — отвлёкся, обстановочку тех лет напомнил, чтоб понятнее было. А в общем, и погудеть иногда неплохо; ведь кто знает — зачем мы здесь на самом деле?.. Главное, чтоб не было: после нас — хоть потоп... Второй, ильинский. После наводнения тринадцатого года, что разработки остановило, я имею в виду. И чего это всё в нашей стране в тринадцатом году происходило, а? Будто ключевая точка какая-то... Не сомневаюсь, с того мартовского наводнения все мировые ‘катакомбенные клизмы’ и начались, да.
— Хорошо, хорошо. Так вот об этом самом обходняке, да.
Закинулся я как-то; народу в Системе достаточно — так, ни много, ни мало — я канистрочку из заначки свою достал и за водой намылился, на выход. Я тогда за Сейсмой стоял, в Дальней; там гротик есть такой уютненький — Жван называется; в честь Жванецкого, должно быть,— ну и облюбовал я его. Да только с водой проблема была: что до водокапов, к тому времени, слава богу, оборудованных вами, что до выхода, чтоб в Роднике набрать — одинаково было. Не близко, в общем. Да.
Водокап — дело ненадёжное, особенно когда в Системе народу полно: высасывается в момент, сам видел — утром в воскресенье как-то даже плита, с которой капает, сухая была — вылизали досуха! — с Родником же такого казуса белли пока не было,— в общем, взял я свою канистрочку из укромного уголка, где она меня с прошлого выхода дожидалась, и шуранул через Сейсму напрямик. На выход, к Роднику нашему припасть. Заодно, думаю, Журнал посмотрю — вдруг вы пришли. Да. Только с егоровским случаем ничего общего, это я сразу предуБреждаю — вижу, как друг Егоров щерится... да и Пищер вот-вот в плагиаКте обвинять начнёт. Так что слушайте дальше, и без идиотских замечаний, пожалуйста.
… Ах, слово не нравится? Так язЫку не прикажешь, да. Коль имеются претензии в области языкознания — потренируйся вначале на академиках соответствующих, научи их говорить не «сидели на кухне», а «сидели в кухне»; не «пошли в кино», а так, как правильнее. Бо в кино не ходят – в нём снимаются. ДА.
... Сейсмой напрямик — это песня; впрочем, эту песню вы и сами не раз пели. Короче — запарился я немного. Всё, думаю, не фиг так далеко стоять; у Шагала — я место гибели его, конечно, а не его самого в виду имею, да, тут мне и самому не нравится, как иные выражаться соизволят — у Шагала обязательно передохну; а сам лечу, между прочим, на полных парах своей максимальной скорости и так с пятого на десятое рассуждаю, а в руках у меня не фляжка солдатская, а канистра водоизмещением в 20 “л” ровно — пока пустая. И трудно даже вообразить мне, как я намучаюсь с ней полной — обратно по этим шкуродёрам и шкурникам скакать. Да.
Только из обходняка шагаловского наверх выскочить собрался — уже канистру вперёд метнул — раз! Искры из глаз, глаза в кучку — мозги шрапнелью по стенам: вззз... Есть Контакт, да. Получаю этой своей дурой прямо по лбу — аж слёзы из ноздрей выскочили. Полный абзац, в общем.
Я в проход наверх — разбираться, кто это там распсиховался — а меня трансом грязным назад в обходняк так мягко и настойчиво: два!.. И по тому же самому — представляете?! — месту... Оказывается — Шурка-Гитарист. «Ох, примити’в, в’друг Сталкер, мои паз’драбления — в следуЮщий раз, мол...»
«Следующего раза,– говорю,– надеюсь не будет». «Ну, говорит, тогда я уж и не знаю, каким обом мне с тобой расквитаться. Бить,– говорит,– просто так отдавать себя жалко, но если очень уж хочется, если ты такой злой и склочный членовек — обязательно вдарь, не стесняйся; а лучше приходи к нам с Мамонтом в Весёлый. Там сегодня на всех хватит.»
«Угу,— говорю, утирая морду лица,— обязательно загляну. Только не было ещё случая, чтоб вас в Весёлом трезвый человек нашёл».
«Да,— говорит Шурка,— тут есть некоторая трудность. Но это дело мы сейчас мигом поправим». Залезает он в свой транс и достаёт оттуда флягу.
«Что это?» — говорю. «ОН,— отвечает. — Лишней воды терпеть не могу таскать — жахни, сколько сможешь, и да доведёт тебя до нас Двуликая».
— Ну, я и жахнул — чуть-чуть; мне ведь ещё-таки за водой наверх выползать надо было. Он тоже принял — грамм 100, на дорогу,— “для памяти” — и отправился искать свой Весёлый.
“Искать” — это потому, что Мамонт с Братьями построились в самом центре Сейсмы — вот психи! — и найти грот каждый раз было проблемой. Трезвый человек его точно никогда б не нашёл, да. Тут надо было так поступать: принять грамм 100 — 150, лечь, расслабиться, выключить свет и выкурить сигаретку — а потом вскочить, повернуться в темноте три раза на месте, врубить свет — и ломиться туда, куда глаза уставились. Как дойдёшь — там и будет Весёлый. Они и сами, случалось, дороги найти не могли — как-то Мамонт в Систему трезвый ввалился ( и такое бывало ) — так бился, бился, пока в Сетку не вывалился; там плюнул на всё, сказал: «где стою — там Весёлый» — и упал. Да. Там его Братья и подобрали. Влили, конечно, стакан чего-то — ну, после этого он сразу дорогу вспомнил — сам дошёл, и Братьёв вывел.