…Такое же выражение решимости и безнадежности было у него, когда он пришел требовать себе Лену. Накануне она сказала ему, что при первых словах о замужестве у мамы сделался сердечный приступ и что рисковать маминой жизнью она не может.
Неотложка делала укол, а мама кричала под шприцем: «Кого ты нашла?! Вокруг тебя столько студентов! Холостые ассистенты попадаются!»
— Знаете, что я сделаю? — сказал Юра с порога. — Спрячу Ленку в рояль и вынесу.
— Почему в рояль? — растерялась мама.
— Чтобы вы видели, какая у меня тяга к культуре. — Сел и вдруг заиграл польку-бабочку.
И что-то в маме переменилось. Она весело посмотрела на Юру, полезла в буфет и достала банку тертой смородины в сахаре.
— Ешьте, Юра, здесь чистые витамины. Спортсменам нужно много витаминов.
Когда-то давно тетка Мария рассказывала, что в молодости мама многим кружила головы. Тогда Лена не поверила, а тут поняла, что так и было.
Потом мама пошла мыть посуду. Пол у них в коридоре был ужасно скрипучий, Лена, еще когда в школе училась, заметила: когда мама выйдет, можно безопасно целоваться — шаги за двадцать метров слышны. Поэтому Лена тотчас пересела к нему на колени.
— Почему ты никогда не говорил, что играешь?
— Какая игра. Последствия кружка баянистов в ДПШ.
— Все-таки. Мог бы на вечеринках бренчать.
— Именно бренчать. А я не люблю второй сорт.
Она погладила его по голове:
— Ты сегодня очень хороший. Я не забуду. Когда-нибудь ты ко мне привыкнешь, будешь изменять. — Она сделала паузу, но он не возразил, промолчал. — Так вот, за сегодня я тебе одну измену прощу.
— Две. Вторую — за смородину в сахаре, — сказал он невозмутимо.
Сизову в медпункте обкололи поясницу, и боль отошла. Не прекратилась совсем, но больше не мешала.
У Шахматова можно выиграть только с рекордом. Сизов это понимал. Установить рекорд в дополнительном подходе ради одной славы Сизов сейчас не мог, но в пылу борьбы — как знать. Наконец пришел тот кураж, который кружил ему голову в победные годы. Кураж — он вроде легкого хмеля, только возникает без всякой химии, от одной веры в себя и страсти к победе. Выйдет сейчас Сизов и подымет, сколько нужно; не может не поднять, потому что он здесь сильнее всех!
Ионыч сидел с озабоченным видом. Сизова это рассмешило:
— Ну, чего кисло смотришь? Сейчас всех побью!
— Говорил с председателем совета. ЦС в Ереване намечают. Условий там нет: помню, разминку во дворе устроили, чтобы пол не проломился, питание…
— Брось, Ионыч. Чемпионы мира на ЦС не ездят.
— Куражишься. Не забаранил бы.
Верно, многие в кураже баранят: море-то по колено. Но Сизов был слишком опытен, чтобы в кураже совсем потерять голову.
— Все нормально, Ионыч, начну спокойно, чтоб команде очки обеспечить. А уж потом!
И с веселой мыслью о том, что будет потом, как все удивятся, какое лицо сделает Кораблев, он вышел и легко толкнул начальные сто восемьдесят.
Обыкновенный мужчина штангу в одиннадцать с гаком пудов разве что по помосту покатает, но такому парню, как Сизов, ничего не стоит вытолкнуть ее над головой.
Толчок затянулся: то и дело перезаказывали веса — за места в десятке тоже шла борьба. Вот бросились поздравлять смешного длинного Ваню Гапченко: он юниорский рекорд побил. Шахматов почувствовал, что остывает.
— Давай-ка чуть-чуть слонцем.
Гриневич выдавил из тюбика четверть грамма на ладонь и стал осторожно втирать в плечи. Запахло мускусом. По телу разлилось приятное тепло.
— И где ты, дорогой, растирки достаешь? — послышался голос Реваза.
— Из Финляндии ребята привезли.
— Замечательная вещь! Но есть вещи еще замечательнее. Раз вхожу в зал, и чуть не сел. Что такое?! Точно слон в бане. Вид сзади. А рядом Спартак Мчелидзе зеленым веником машет. Подхожу: крапива! Спартак Женю Носова крапивой жарит. Тяжа! Тот хохочет: против крапивы, говорит, любая жгучка — что святая вода. И что ты думаешь! Носов в тот день Медведева обыграл, единственный такой случай с ним был, а? Потом с него кожа слезла. Может, за крапивой сбегать?
— Он и без крапивы постарается.
— Слушай, а хорошо дома выиграть! Раз Союз в Тбилиси сделали. Ползала — родственники. Колхоз автобусами возил. Тетушка Кэтеван там живет, куда кроме самолета дороги нет, и вдруг погода нелетная. Тетушка к летчикам: лучше разобьюсь, чем не увижу, как племянник чемпионом будет! Двадцать семь часов уговаривала. Без обеденного перерыва. Прилетела! В первом ряду сидит! А я проиграл. Понимаешь, четвертое место. Ни раньше, ни позже выше шестого не поднимался, а тут четвертое. Но проиграл. Хоть бы какую медаль, а то никакой. Отец топиться пошел. Счастье, что в вине… Тебе хорошо: на глазах всей родни победишь. Действительно, отец с матерью пришли. Может, поймут наконец красоту штанги… В удачный день пришли: все как по маслу идет.