«Татра» осторожно пятилась — словно умный слон, боящийся растоптать дрессировщика.
— Еще! Еще полметра! Еще каплю! — Чем точнее Вадим сейчас высыплет, тем меньше придется потом кидать лопатой. — Стоп! Давай!
Мотор взревел, и кузов стал опрокидываться назад. Песок нависал, нависал угрожающе, как снежный козырек перед лавиной, вот уже начал терять опору, оборвались вниз первые кубометры — и за ними разом многотонная масса с водопадным шумом рухнула вниз. Получилась конусообразная гора с человеческий рост.
Дело сделано. Вадим с легким сердцем вручил мальчишке его восемь рублей и поехал на самосвале к проходной — есть картошку.
Обедать приходилось с дядей Сашей по очереди: чтобы не оставлять пост оголенным. Вадим достал свою банку бычков, залил картошку майонезом и приготовился поесть в свое удовольствие, когда заглянул дядя Саша.
— Пришел тут один. Поговори, по твоей части.
Вошел парень в черном халате, в каких ходят рабочие в гастрономах. Странное впечатление производили глаза: очень широко расставленные, так что между переносицей и углами глаз оставались свободные пространства.
— Это ты, значит, шпалами интересуешься?
Вовремя появился! Впрочем, тут часто появлялись разные личности, так что особого чуда в приходе продавца шпал не было.
— Интересуюсь. Сколько у тебя?
— Это не разговор. Сколько нужно, столько будет.
— Так сейчас у тебя ничего нет?
— Я лишний раз глаза не мозолю. Ты скажи: нужно? Будут шпалы.
Конспиратор! Да тут везут открыто, никого не стесняясь.
— Смотря какие, новые, старые?
— Новые. Все как одна. Как патроны в обойме.
Вадим прикинул: заказы еще будут, вон сколько гаражей навезли. Запас кармана не дерет.
— Тридцать можешь?
— Вот это разговор! Договорились. Как зовут, не спрашиваю. Ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Ночью привезу. Деньги наличными.
— Ладно. По рублю, как всегда.
— Это как закон. Ночью привезу. Жди.
Вадим с дядей Сашей сидели на крыльце, благодушествовали. Дядя Саша уже начал было рассказывать историю про то, как приятель его сына, кок на сухогрузе, покупал в Марокко картошку, но прервал сам себя:
— Во-он твоя идет, потом доскажу. Проверяет, я так понимаю.
По дороге подходила Лиса. Настоящее ее имя Алиса, но Вадим на второй день знакомства прозвал ее Лисой, и если бы теперь он назвал ее полным именем, это означало бы, что они крупно поссорились.
Собственно, из-за Лисы Вадим и поступил в гараж. Во всяком случае — отчасти. Осенью они хотели официально пожениться, так нужно же подкопить немного денег: она студентка, он аспирант. Деньги нужны на все, но в особенности Вадиму хотелось на зимние каникулы отвезти Лису на Чегет. И при теперешних заработках Вадима они смогут себе это позволить. И даже больше: они купят приличные лыжи, ботинки. Приличные горные лыжи, хотя бы «эланы», стоят не меньше двухсот за пару, а если доставать «кестли» или «рормозер», то и за триста перевалят. И ботинки, «каберы», тоже все триста. Кто не понимает, скажут: мотовство, купи в магазине за сорок и катайся. А это все равно как если конструктору вместо ватмана чертить на бумажной скатерти. Лиса на лыжах почти не стоит, и не будет стоять, если ее пустить на деревяшках-«карпатах», тех, что называют на горе «фирма Дрова». Без хорошего инвентаря технику не поставишь.
Лиса заимела привычку заходить к нему во время дежурства. Если не каждый раз, то через раз точно. Можно считать, что она без него не может прожить и дня. Или видит свой долг в том, чтобы хотя бы отчасти скрашивать ему гаражную скуку. Или прав дядя Саша, проверяет? Нет, в последнее Вадим не верил, потому что их с Лисой отношения были основаны на доверии и свободе.
Вадим и сам рад был ее видеть, но немного Лиса его и стесняла. При ней ему еще никто не совал денег, но если бы кто-нибудь изящно вложил в ладонь пятерку, как сегодняшний владелец шпунта, мог бы произойти скандал и даже разрыв. У Лисы принципы — бывают такие люди. Не надо далеко за примерами ходить — собственный папа Вадима: работает искусствоведом в музее, получает свои сто двадцать и свято уверен, что порядочный человек может получать деньги только через окошечко учрежденческой кассы. А набит знаниями на сотню тысяч! Как-то раз папу пригласили посмотреть одну продававшуюся картину — фактически на экспертизу — и попытались потом дать в конверте не то двадцать пять, не то пятьдесят — так папа раскричался, словно ему сунули взятку. Вот и Лиса. Нет, с Лисой даже хуже: у нее не просто нерассуждающая порядочность («деньги только из кассы!») — нет, у нее возвышенная теория: однажды объяснила, что тот, кто начинает суетиться, разрывается на мелочи, на сиюминутные дела, тот предает свой дар и не способен уже быть ни ученым, ни художником. Обосновала и цитатой: «Служенье муз не терпит суеты…» (А можно ли в ведомство Урании, музы астрономии, включить всю математику? Науку, родственную искусствам?) Но ведь то, что у Вадима теперь приятно шуршит в кармане, ей нравится. Неужели думает, будто это такие растяжимые кооперативные восемьдесят? Но пытаться спорить, пытаться раскрывать глаза — упаси бог! Поэтому каждый раз, когда Лиса появляется в гараже, Вадим балансирует на краю пропасти: сунется частник со шпунтом или вагонкой — и сорвешься…