4. Угрозы револьвером и вообще каким бы то ни было оружием недопустимы. Виновные в нарушении данной инструкции подвергаются аресту до 3 месяцев, удалению из Комиссии и высылке из Москвы.
Шагин отложил и эту бумагу, задумчиво погладил ее ладонью.
— Составлена для чекистов Москвы, — сказал он. — Но и нам, думаю…
— В самый раз, — добавила Саша.
— Хочешь высказаться, Олесь? — продолжал Шагни. — Говори, ежели есть вопросы. Ты же у нас непонятливый…
Гроха молчал.
— Заносит тебя, — сказала Саша. — Ой заносит! Гляди, чтобы не споткнуться. — Она обернулась к Шагину: — Товарищ Андрей, прошу назначить меня в наряд, где несознательный чекист Олесь Гроха.
— В качестве тормоза, — улыбнулся Ревзин.
Все зашумели. Шагин поднял руку:
— Требования товарища Феликса Дзержинского понятны, пояснять не надо? — спросил он. — Тогда ставим точку. Берем новый лист.
Но Шагину помешали. С улицы донеслись голоса. Отчетливо слышался бас коменданта УЧК. Комендант не пускал в здание посетителя. А тот кипятился, кричал.
Председатель взглянул на Сашу:
— Разберись!
Саша пошла к двери.
— Гляди рукам воли не давай, — сказал вслед ей Олесь.
Все засмеялись.
Вот что увидела Саша, когда сбежала по лестнице к входной двери.
Расставив руки, комендант защищал дверь от ломившегося в нее пожилого бородача. В стычке участвовал и часовой, прикладом винтовки отпихивая посетителя от двери.
А бородач рвался вперед, вопил, выкрикивал ругательства.
Внезапно он отскочил, вскинул руку с толстым ременным кнутом.
— Стой! — закричал часовой и передернул затвор карабина. — Стой, контра, стреляю!
— Не смей! — воскликнула Саша.
Нырнув под плечо коменданта, она оказалась на улице. При виде ее бородач будто опомнился. Подобрав валявшуюся на тротуаре зеленую шляпу с перышком, зашагал прочь. Голова его была опущена. Он плакал.
Саша нагнала его:
— Говорите, что случилось?
Бородач в нелепой шляпе на взлохмаченной голове продолжал шагать, будто не слышал.
Саша забежала вперед, загородила ему дорогу.
— Я из ЧК. Меня послал главный начальник узнать, в чем дело. Что у вас случилось, товарищ?
Это была странная пара — маленькая девушка с пистолетом на поясе и бородатый гигант с кнутом под мышкой. Девушка шла по мостовой широким уверенным шагом, биндюжник семенил рядом, наклоняясь к спутнице, что-то объясняя. При этом он то и дело стаскивал свою шляпу, поправлял перо и вновь нахлобучивал ее на голову.
Так они пересекли город и оказались на берегу реки, у длинного пологого мыса. Глинистый грунт мыса был исколот острыми копытцами баранов и коз. Кое-где в ложбинках белели рогатые черепа.
На этом мысе останавливались на водопой стада, перегоняемые гуртоправами с далеких пастбищ на городскую бойню. Здесь же поили коней проходившие через город кавалерийские отряды.
Сейчас на мысу находился табун лошадей. Тут же стояли две фуры с тюками прессованного сена, мешками овса. Несколько красноармейцев, только что спешившихся, расседлывали лошадей.
Саша разыскала командира.
— Я из ЧК, — сказала она и развернула свой мандат.
Молодой кавалерист, в кожаных галифе и английском френче, перетянутый ремнями, на которых висели шашка и маузер в полированной деревянной колодке, с болтавшимся на шее крохотным театральным биноклем в черепаховой оправе, внимательно прочитал бумагу.
— Добро, — сказал он, возвращая мандат. — Слушаю, товарищ комиссар, какая до меня будет нужда?
— Откуда кони?
— Реквизированы в селах для Красной Армии. — Кавалерист положил ладонь на пристегнутую к поясу полевую сумку. — Приказ, ордер, другие документы в полной справе. Давай присядем, все покажу.
— Не надо, товарищ. Я вот по какому делу. — Саша кивнула на бородача. — У этого гражданина воры свели лошадь. Со своим горем он пришел к Советской власти. Он из бедняцкой семьи. Лошадь — это все, что он имел. Ему надо помочь. Вот я и привела его к вам. Надеюсь, что вместе…
— Нема у нас лишних коней, — прервал Сашу кавалерист. — Нет и не предвидится.
— Что же делать?
— Не знаю.
— Может, какой-нибудь не подходит для Красной Армии, — осторожно сказала Саша. — Брак или еще что… Гражданин пришел в ЧК просить помощи! Вы можете это понять?
— Отчего же, очень хорошо понимаю. Сам был бойцом эскадрона ЧОН. Все понимаю, товарищ комиссар. А коней лишних нема.
И кавалерист приложил руку к козырьку фуражки, давая понять, что разговор окончен. Саша сказала:
— Весь привоз знает — биндюжник, у которого украли коня, обратился в ЧК за помощью. Привоз ждет, чем кончится дело. — Она коснулась пальцами смешного бинокля на груди командира. — Хочешь, подарю тебе морской «цейсс»?
— Чего? — не понял командир.
— Бинокль подарю, морской. Вот такой! — Саша раздвинула руки, показывая, какой у нее бинокль. — Подумай, друг, сотни людей на привозе ждут, с чем этот дядька придет из ЧК!..
Кавалерист с ненавистью поглядел на биндюжника. Казалось, вот-вот вцепится в него.
— А ну, — вдруг сказал он, — ну-ка, показывай свои руки!
Возчик оторопело взглянул на Сашу.
Кавалерист схватил его руки, повернул ладонями вверх. И ладони, и мякоть пальцев были покрыты сплошной серой коркой мозолей.
— На четвереньках бегал, что лир — пробормотал конник.
— Га? — не понял биндюжник.
— Дура, — укоризненно сказал кавалерист. — Эх ты, дура зеленая. Как же умудрился проворонить коня? Или горилки нажрался?
Бородач замотал головой. Жалкий, с безвольно повисшими вдоль бедер ручищами, стоял он перед конником и Сашей и тяжело дышал.
Командир достал из сумки список, стал изучать его, Наконец выбор был сделан.
— Шамрай! — позвал он.
— Ну, слава Богу! — прошептала Саша.
Она перехватила напряженный, взволнованный взгляд старого возчика, озорно подмигнула. Биндюжник просиял. Отвернувшись, шумно высморкался.
— Чего это вы? — сказал кавалерист, складывая список реквизированных лошадей.
Саша не ответила.
Подошел Шамрай. Это был угрюмый человек, на вид вдвое старше своего командира.
— Слухаю, — сказал он, неумело беря под козырек.
— Шамрай, — преувеличенно строго проговорил конник, — какое имеешь мнение за ту каурую?