— Которая в чулках?
— Она самая.
— Известно какое, — сердито сказал красноармеец, догадавшись, зачем прибыла девица и ее патлатый спутник. — Вполне справная лошадь.
— Имею сомнение, что годится она под седло красному кавалеристу. Ты подумай, Шамрай, не спеши говорить окончательно.
— Третьего дня брал ее, так хвалил, — пробурчал Шамрай. — Теперь, вишь, засомневался. Чего это ты вдруг, товарищ командир?
— А я говорю, слабовата она грудью, — выкрикнул кавалерист, почти с ненавистью глядя на непонятливого подчиненного. — И мастью не вышла — одна каурая на весь табун. Как же это я проглядел!..
— «Мастью», — передразнил Шамрай. Но вот он встретился взглядом с командиром и закончил совсем иным тоном: — Мастью-то, может, и верно…
— Aгa! — Кавалерист облегченно вздохнул, стал прятать бумагу в сумку. — Готовь лошадь. Сдадим ее как бракованную товарищу комиссару ЧК.
Напряженно прислушивавшийся к разговору биндюжник при слове «бракованная» охнул и ухватил Сашу за руку.
— Погоди! — прошептала она.
Между тем командир закончил диалог с Шамраем. Тот отправился за лошадью.
— Ну вот, — сказал конник и улыбнулся Саше. — Пиши расписку, комиссар.
Саша поблагодарила его взглядом, достала из сумки бумагу и карандаш.
— Повезло тебе, дядька, — усмехнулся командир. — Защитница такая, что не устоишь…
Возница не ответил. Вытянув шею, он смотрел туда, откуда должен был появиться Шамрай с лошадью.
Саша написала расписку, протянула ее кавалеристу.
— Стой! — вдруг горестно закричал возчик и выхватил у нее бумагу.
Саша увидела возвращавшегося с лошадью красноармейца.
— Коня у меня увели! — вопил биндюжник. — Зараз тягал сто пудов — такой был зверюга! А это чего? Кобыла же это, прости господи!..
— По-моему, хорошая лошадь, — сказала Саша и нерешительно посмотрела на командира.
— Вполне справная, — подтвердил тот.
— Не возьму!
— Ну, вольному воля. Нету у нас другой лошади для тебя, дядька. Веди ее назад, Шамрай.
И кавалерист сделал вид, будто хочет уйти.
Этого биндюжник не мог выдержать. С воплем отчаяния он выхватил повод из рук Шамрая, с неожиданной легкостью вскочил на лошадь. Каурая с места взяла в галоп.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА
Последний луч заходящего солнца скользнул по лесной опушке, высветил легкие кроны нескольких березок и дубков.
Солнце село, и в лесу сразу сделалось сумрачно и тревожно, хотя небо на западе еще было багровым. Потом к горизонту спустилось облачко и совсем погасило день.
На опушке появились двое, мужчина и женщина, задержались у развалин древней халупы.
— Здесь, — негромко сказал Шагин, озираясь по сторонам. — Место приметное, уединенное. Верст на десять ни одного жилья. Думаю, отыщешь его, ежели возвращаться будешь… одна.
— Вместе вернемся, — резко сказала Саша. — Вдвоем будем искать.
Шагин не ответил. Отцепив от пояса плоский австрийский штык, с сомнением поглядел на блестящее лезвие.
— Лопаты не взяли, — посетовал он, с силой вонзая штык в мягкую землю.
Саша помогала — поначалу откладывала в сторону срезанные пластины дерна, потом горстями отбрасывала взрыхленную жирную землю.
Яму копали около часа.
Взошла луна, стало светлее. Закончив работу, Шагин отправился к кустам, принес тяжелый мешок. Хотел было сбросить его в яму, но передумал и опустил на дерн.
— Ты чего? — сказала Саша.
— Клади сюда и документы. Здесь сохранятся лучше, чем прямо в земле.
— Верно, и разыскать будет легче.
Саша развязала мешок. Содержимое его заблестело в мягком свете луны: мешок был набит серебром — слитками и посудой, сплющенной, смятой.
Шагин передал девушке свои документы — партийный билет и чекистский мандат.
— Карманы выверни, — сказала Саша. — Посмотри, не завалялась ли какая бумага: вдруг прорвалась подкладка? Внимательно осмотри, Андрюша.
Шагин понимающе кивнул, тщательно ощупал свой старенький суконный пиджак, брюки, промял подкладку, швы.
— Чисто, — сказал он, для верности сбросил и сильно встряхнул пиджак.
— Давай и револьвер. — Саша показала на наган, который у Шагина был заткнут за пояс.
— Я бы зарыл и его, — нерешительно проговорил Шагин. — Кто знает, как все обернется…
— Давай, — повторила Саша.
Она положила револьвер на траву, стала заворачивать в платок документы Шагина, свои собственные бумаги. Затем порылась в мешке, извлекла большой кувшин с широким горлышком и золоченой ручкой, запихала туда платок с бумагами. Кувшин занял свое место в мешке.
— Ну вот, — сказала Саша и принялась завязывать мешок.
— Погоди, — Шагин тронул Сашу за руку. — Портфель с ценностями надо сюда же. — Он просительно заглянул ей в глаза. — Пойми, мы скоро вернемся, очень скоро и все разыщем. Не надо упрямиться.
Саша прервала работу, подняла на собеседника напряженное лицо:
— А шифровка?
Шагин знал, что она скажет об этом. Шифровка из центра пришла в день, когда в городе началось восстание эсеров, а на окраинах застучали выстрелы спешивших на подмогу эсерам белогвардейских отрядов.
Конечно, городской ревком и ЧК знали о сложившейся обстановке. Знали, но не могли что-либо изменить. Слишком неравны были силы. Почти все оружие, последние запасы продовольствия, все до единого отряды и группы вооруженных большевиков, даже батальон ЧОН, — все это было отдано фронту. Сейчас городу никто не мог помочь. Красная Армия была далеко — напрягая все силы, сдерживала вооруженные и экипированные пнтервенами войска Колчака и Деникина, корпуса и дивизии немцев и белополяков, американцев и англичан, французов и итальянцев, соединения и части некоторых других держав.
Вот по этой-то причине город, которым за последние два года кроме большевиков попеременно владели войска германского кайзера, меньшевики, эмиссары Петлюры, объединенные отряды французов и греков, многострадальный полуразрушенный город вновь подпал под кровавую пяту врагов, на этот раз — эсеров и белогвардейцев.
Последними из города уходили чекисты. И в час, когда Шагни с горсткой помощников грузил на линейку важнейшие следственные дела и архивные документы, оружие и конфискованные ценности, в тот самый час нарочный из центра, невесть какими путями сумевший прорваться сквозь многочисленные кордоны противника, доставил шифрованный приказ председателя Всеукраинской ЧК Мартына Лациса. Шагину предписывалось немедленно отправить в Киев все отобранное у буржуазии и контрреволюционеров золото, валюту и драгоценности…