ЛЮСИЯ. Благодарю вас, джентльмены.
КУЗЕН БРЭНДОН. Жаль, что сегодня так пасмурно. И совсем нет снега.
ЛЮСИЯ. Но проповедь была чудной. Я плакала от начала до конца. Доктор Сполдинг всегда читает замечательные проповеди.
РОДЕРИК. После церкви я столкнулся с майором Льюисом. Он говорит, что его ревматизм время от времени дает о себе знать. У его жены есть что-то для Чарльза, и она обещала зайти сегодня.
Опять появляется няня с детской коляской. Розовые ленты. Такой же рывок налево.
ЛЮСИЯ. О мой милый малыш! Мне и в голову не приходило, что это будет девочка. Ну что, няня, ведь она прелестна!
РОДЕРИК. Назови ее, как ты сама хочешь. Теперь твоя очередь.
ЛЮСИЯ. Лу-лу-лу-лу. Агу. Агу. Да, теперь я ее назову по-своему. Ее будут звать Женевьевой в честь твоей матери. Спокойной ночи, мое сокровище. (Она провожает взглядом коляску, которую няня выкатывает в холл.) Только представьте! Когда-нибудь она вырастет и скажет: «Доброе утро, мама. Доброе утро, папа». Согласитесь, кузен Брэндон, не каждый день появляется такой малыш.
КУЗЕН БРЭНДОН. И такая новая фабрика.
ЛЮСИЯ. Новая фабрика? Правда? Родерик, мне будет очень неловко, если мы действительно разбогатеем. Я этого всегда боялась. Однако мы не должны говорить о таких вещах на Рождество. — Спасибо, я возьму кусочек белого мяса. Родерик, Чарльз предназначен для духовного поприща, я уверена в этом.
РОДЕРИК. Женщина, ему еще только двенадцать. Пусть он выбирает сам. Однако не скрою, он нужен нам в фирме. Как медленно тянется время, когда ждешь, пока твой отпрыск вырастет и войдет в дело.
ЛЮСИЯ. Спасибо, но я не хочу, чтобы время бежало быстрее. Я люблю детей такими, какие они есть. Послушай, Родерик, ты же знаешь, что сказал доктор: не больше одного бокала. (Накрывает рукой его бокал.) Нет-нет, Маргарет, вполне достаточно.
Родерик встает с бокалом в руке. С испуганным лицом он делает несколько шагов к черному порталу.
РОДЕРИК. Не понимаю, что со мною.
ЛЮСИЯ. Родерик, будь благоразумен.
РОДЕРИК (идет неверной походкой, с галантной иронией). Но, моя дорогая, статистика утверждает, что мы, пьющие постоянно, но умеренно…
ЛЮСИЯ (встает, с тревогой смотрит на него). Родерик! Мой дорогой! Что такое?..
РОДЕРИК (возвращается на место с испуганной улыбкой облегчения). Как хорошо опять сидеть в кругу семьи! Сколько же рождественских обедов я пропустил, пока болел? И вот наконец вернулся за наш славный праздничный стол.
ЛЮСИЯ. Да, милый, ты заставил нас поволноваться! Вот твой стакан молока. Жозефина, принесите лекарство мистера Байярда. Оно в библиотеке в шкафу.
РОДЕРИК. Во всяком случае, теперь, когда мне лучше, я собираюсь заняться домом.
ЛЮСИЯ. Родерик! Ты что, собираешься его перестраивать?
РОДЕРИК. Да нет, только подновлю его кое-где. А то сейчас можно подумать, что ему сто лет.
Из холла, не привлекая общего внимания, выходит Чарльз. Он целует мать в волосы и садится.
ЛЮСИЯ. Чарльз, дорогой, сегодня ты разрежешь индейку. А то отцу нездоровится. И хоть ты всегда говоришь, что терпеть не можешь разделывать птицу, у тебя это очень хорошо получается.
Сын и отец меняются местами.
ЧАРЛЬЗ. Сегодня такое ветреное утро, мама. В горах грохочет так, будто из пушек стреляют.
ЛЮСИЯ. И такая хорошая проповедь. Я плакала от начала до конца. Матушка Байярд тоже любила хорошую проповедь. И бывало, пела рождественские гимны круглый год. Господи, боже мой, я о ней все утро думаю!
РОДЕРИК. Тише, мама. Сегодня Рождество. Ты не должна думать о таких вещах. Не надо тяжелых мыслей сегодня.
ЛЮСИЯ. Но печальные мысли это совсем не то, что тяжелые… Я наверно старею: мне они нравятся.
ЧАРЛЬЗ. Дядюшка Брэндон, вы ничего не едите. Передайте его тарелку, Хильда… и добавьте клюквенного соуса.
Входит Женевьева. Она целует отца в висок и садится.
ЖЕНЕВЬЕВА. Господи, как восхитительно! На деревьях все веточки обледенели. Такую красоту не часто увидишь.
ЛЮСИЯ. Женевьева, ты успела разнести подарки после церкви?
ЖЕНЕВЬЕВА. Да, мама. Старая миссис Льюис шлет тебе тысячу благодарностей. Она сказала, что это именно то, что она хотела. — Положи мне побольше, Чарльз. Еще чуть-чуть.