РОДЕРИК (встает, двигаясь по направлению к черному порталу). Статистика, леди и джентльмены, утверждает, что мы, пьющие постоянно…
ЧАРЛЬЗ. Отец, может сходим сегодня на каток?
РОДЕРИК. Я буду жить до девяноста лет.
ЛЮСИЯ. Боюсь, что сегодня ему не надо бы вставать на коньки.
РОДЕРИК (у самого портала, неожиданно удивленный). Да, но… но… но не теперь!
Он выходит.
ЛЮСИЯ (вытирая глаза). Кузен Брэндон, он был такой молодой, такой умный. (Повышая голос, борясь с глухотой кузена Брэндона.) Я говорю, он был такой молодой, такой умный. — Никогда не забывайте своего отца, дети. Он был хорошим человеком. — Но впрочем, он не хотел бы, чтобы мы горевали о нем сегодня.
ЧАРЛЬЗ. Женевьева, что тебе — белого мяса или ножку? Мама, еще кусочек?
ЛЮСИЯ (надевает седой парик). Женевьева, я так ясно помню наш первый рождественский обед в этом доме. Ровно двадцать пять лет назад. Матушка Байярд сидела вот здесь, в своем кресле-каталке. Она еще помнила времена, когда повсюду жили индейцы, и тогда еще на тот берег ей приходилось переправляться на плоту.
ЧАРЛЬЗ и ЖЕНЕВЬЕВА. Быть того не может! Это неправда!
ЛЮСИЯ. Очень даже может — даже я помню, когда в городе была только одна мощеная улица. И это еще хорошо, если кое-где попадались деревянные мостки. (Громче, кузену Брэндону.) Мы ведь еще помним, когда у нас не было тротуаров, не правда ли, кузен Брэндон?
КУЗЕН БРЭНДОН (с наслаждением). О, да! Хорошие были времена.
ЧАРЛЬЗ и ЖЕНЕВЬЕВА (вполголоса вторят). Да, хорошие были времена.
ЛЮСИЯ. …а как вчерашний бал, Женевьева? Вы хорошо провели время? Надеюсь, дорогая моя, ты не танцевала этот ужасный вальс. Я считаю, что девушка нашего круга должна служить примером. Надеюсь, Чарльз не спускал с тебя глаз?
ЖЕНЕВЬЕВА. У него не было ни секунды, чтобы взглянуть на меня. Он таращился на Леонору Бэннинг. Знаешь, мама, его тайна уже известна всем. Я думаю, он собирается жениться на Леоноре.
ЧАРЛЬЗ. Ни на ком я не собираюсь жениться.
ЛЮСИЯ. Ну почему же, она хорошенькая.
ЖЕНЕВЬЕВА. А я, мама, никогда не выйду замуж — всегда буду рядом с тобой, в нашем доме, как будто жизнь — это один долгий счастливый рождественский обед.
ЛЮСИЯ. Дитя мое, ты не должна так говорить!
ЖЕНЕВЬЕВА. Ты не хочешь, чтобы я была с тобой? Чтоб я всегда была с тобой, да?
Люсия заливается слезами.
ЖЕНЕВЬЕВА. Ну что ты, мама, какая ты глупая! Ну что здесь такого печального? Ничего печального здесь нет!
ЛЮСИЯ (вытирая глаза). Прости меня. Мне просто немного не по себе… вот и все.
Чарльз идет к двери и вводит Леонору Бэннинг.
ЛЕОНОРА (целует Люсию в висок). Доброе утро, матушка Байярд. Доброе утро всем вам. Сегодня поистине великолепное рождественское утро.
ЧАРЛЬЗ. Немного белого мяса? Женевьева, матушка, Леонора?
ЛЕОНОРА. Какая красота сегодня! На деревьях все веточки обледенели. Такое не часто увидишь.
ЧАРЛЬЗ (громко). Дядюшка Брэндон, еще одну? — Роджерс, налейте дядюшке вина.
ЛЮСИЯ (Чарльзу). Помнишь, как обычно делал твой отец? Кузену Брэндону будет приятно. Знаешь — (как будто подняв бокал) — «Дядюшка Брэндон, бокал вина…»
ЧАРЛЬЗ (приподнимаясь). Дядюшка Брэндон, бокал вина с вами, сэр.
БРЭНДОН. Бокал вина с вами, сэр. За дам, благослови их всех, Господь.
ДАМЫ. Благодарим вас, джентльмены!
ЖЕНЕВЬЕВА. И если я поеду заниматься музыкой в Германию, то обещаю, что вернусь к Рождеству. Этого дня я не пропущу.
ЛЮСИЯ. Страшно даже подумать, как там ты будешь совсем одна, среди чужих.
ЖЕНЕВЬЕВА. Но, мамочка, время пролетит так быстро — ты и не заметишь, что я уехала. Оглянуться не успеешь, как я уже вернусь.
Появляется няня с коляской. Зеленые ленты.
ЛЕОНОРА. О, какой ангел! Такого малыша на всем свете нет. Дайте же я его возьму, няня.
Но няня, пройдя через всю сцену, решительно выкатывает коляску в черную дверь.
ЛЕОНОРА. О, я так любила его!
Люсия подходит к ней, обнимает за плечи, и они, говоря что-то друг другу шепотом, медленно идут по комнате. Потом Люсия передает ее Чарльзу, который ведет ее снова по тому же кругу.