ЖЕНЕВЬЕВА (когда ее мать садится, мягко). Я могу чем-нибудь помочь?
ЛЮСИЯ (приподняв брови, печально). Нет, моя дорогая. Только время, только течение времени может помочь в этом.
Чарльз и Леонора возвращаются к столу.
ЛЮСИЯ. Как вы думаете, может, нам позвать кузину Эменгарду, чтобы она жила с нами? Места здесь хватит на всех, и ей совсем незачем вечно учить первоклассников. Она ведь нам не помешает, правда, Чарльз?
ЧАРЛЬЗ. Конечно, нет. Даже наоборот. Кому еще картошки? И соуса? Мама, хочешь еще индейки?
Брэндон поднимается и медленно направляется к черному порталу. Люсия встает и мгновение стоит, закрыв лицо руками.
БРЭНДОН (бормочет). В те времена на Аляске было здорово…
ЖЕНЕВЬЕВА (приподнявшись, в испуге смотрит на мать). Мама!
ЛЮСИЯ (поспешно). Тише, моя дорогая. Это пройдет. Не бросай свою музыку, слышишь. (Женевьева пытается двинуться за ней.) Нет-нет. Мне хочется побыть немного одной. (Она поворачивается и направляется вслед за кузеном Брэндоном.)
ЧАРЛЬЗ. Если бы республиканцы объединили все свои голоса, вместо того чтобы ругаться между собой, они могли бы помешать его избранию на второй срок.
ЖЕНЕВЬЕВА. Чарльз, матушка ничего нам не говорит, но последнее время ей нездоровится.
ЧАРЛЬЗ. Что ты, мама, мы же собирались на пару недель во Флориду.
Брэндон выходит.
ЛЮСИЯ (улыбаясь Женевьеве, делает ей знак рукой). Не глупи. Не горюйте.
Она сжимает руками горло, губы ее что-то шепчут, и она безмятежно и тихо уходит. Женевьева неподвижна, глядит ей вслед. В этот же момент слева появляется няня с коляской. Бледно-желтые ленты. Леонора бросается коляске.
ЛЕОНОРА. Мои дорогие двойняшки… Чарльз, они восхитительны, правда же! Посмотри на них. Нет, ты только посмотри на них!
ЖЕНЕВЬЕВА (опускается на стул, закрыв лицо руками). А что делать мне? Что мне остается!
ЧАРЛЬЗ (наклоняясь над коляской). Кто из них кто?
ЛЕОНОРА. Мне кажется, будто до меня ни у кого не было близнецов. Вы только поглядите на них! И почему господь не дал матушке Байярд увидеть их!
ЖЕНЕВЬЕВА (обезумев от горя, резко встает, громко). Я больше не могу. Я этого не вынесу.
ЧАРЛЬЗ (быстро подходит к ней. Они садятся. Он горячо шепчет, взяв ее руки в свои). Но Женевьева, Женевьева! Как ужаснулась бы мама, при одной мысли, что… Женевьева!
ЖЕНЕВЬЕВА (сотрясаясь от горя). Я никогда не говорила ей, какая она была замечательная. Мы все обращались с ней так, будто она была гостьей в доме. Мне казалось, она вечно будет здесь.
ЛЕОНОРА (робко). Женевьева, дорогая моя, пойди сюда на минутку. Мы назовем девочку Люсией в честь бабушки — тебе это будет приятно? Ты только посмотри, какие у них ручки!
Женевьева берет себя в руки и идет к коляске. Она вымученно улыбается.
ЖЕНЕВЬЕВА. Они прелестны, Леонора.
ЛЕОНОРА. Дай ему палец, дорогая. Пусть он за него подержится.
ЧАРЛЬЗ. А мальчика мы назовем Сэмюэлем. — Ну, а теперь давайте продолжим наш обед. Не уроните их, няня. По крайней мере не уроните мальчика. Он нужен нам для фирмы.
ЛЕОНОРА (она смотрит, как няня увозит коляску в холл). Когда-нибудь они вырастут. Подумать только! Они войдут и скажут: «Здравствуй, мама!» (Ее распирает от счастья.)
ЧАРЛЬЗ. Ну что же, давайте выпьем. Леонора, Женевьева? В вине много железа. Эдуардо, наполните бокалы дам. Сегодня такое ясное морозное утро. В такие дни мы с отцом катались на коньках. А мама приходила из церкви и говорила…
ЖЕНЕВЬЕВА (задумчиво). Да-да, она говорила: «Такая замечательная проповедь. Я плакала от начала до конца».
ЛЕОНОРА. А почему она плакала?
ЖЕНЕВЬЕВА. То поколение всегда плакало на проповеди. Так уж они были устроены.
ЛЕОНОРА. Странно…
ЖЕНЕВЬЕВА. Они ходили в церковь с детства, и я думаю, что проповедь напоминала им об отцах и матерях, так же, как рождественский обед напоминает нам. Особенно в таком старом доме.
ЛЕОНОРА. Он действительно очень старый, Чарльз. И такой уродливый со всеми этими железными решетками и жутким куполом.