ЛЕОНОРА (поднимаясь, с мукой). Он был совсем ребенок. Он был еще совсем ребенок, Чарльз.
ЧАРЛЬЗ. Леонора, дорогая моя…
ЛЕОНОРА. Мне хочется сказать ему, каким он был хорошим. Мы так опрометчиво отпустили его. Мне хочется сказать ему, как мы все любим его. — Простите меня, мне нужно побыть одной. — Да, конечно, Эменгарда, гораздо лучше, когда мы говорим о нем.
ЛЮСИЯ (тихим голосом Женевьеве). Я могу чем-нибудь помочь?
ЖЕНЕВЬЕВА. Нет-нет. Только время, только течение времени может помочь в этом.
Леонора, блуждая по комнате, оказывается около дверей. В этот момент входит ее сын Родерик. Он берет ее под руку и ведет обратно к столу.
РОДЕРИК. Что случилось, в конце концов? Почему вы все такие мрачные? Сегодня мы отлично покатались на коньках.
ЧАРЛЬЗ. Молодой человек, вы не могли бы присесть. Я хочу поговорить с вами.
РОДЕРИК. На катке были абсолютно все. Люсия все время жалась по углам с Даном Крейтоном. Когда же это свершится, Люсия, а?
ЛЮСИЯ. Не понимаю, а чем ты.
РОДЕРИК. Люсия скоро покидает нас, мама. Подумать только, и это будет Дан Крейтон.
ЧАРЛЬЗ (зловеще). Родерик, я хочу поговорить с тобой.
РОДЕРИК. Да, отец.
ЧАРЛЬЗ. Это правда, Родерик, что ты возмутительно себя вел на вчерашнем балу?
ЛЕОНОРА. Не сейчас, Чарльз, я прошу тебя. Все-таки рождественский обед.
РОДЕРИК (громко). Нет.
ЛЮСИЯ. Действительно, отец, он ничего не сделал. Это все этот ужасный Джонни Льюис.
ЧАРЛЬЗ. Я не желаю слышать ни о каком Джонни Льюисе. Я хочу знать, почему мой сын…
ЛЕОНОРА. Чарльз, прошу тебя…
ЧАРЛЬЗ. Первая семья города!
РОДЕРИК (вскочив). Да я ненавижу этот город и все, что его касается. И всегда ненавидел.
ЧАРЛЬЗ. Вы вели себя как испорченный щенок, сэр, как дурно воспитанный, испорченный щенок.
РОДЕРИК. Да что я сделал? Что я такого ужасного сделал?
ЧАРЛЬЗ. Вы были пьяны и вы нагрубили дочерям моим лучших друзей.
ЖЕНЕВЬЕВА (ударив по столу). Чарльз, мне стыдно за тебя. Ничто в мире не стоит таких отвратительных сцен.
РОДЕРИК. Великий боже, в этом городке только и остается, что напиться, чтобы избавиться от скуки. Время здесь тащится так медленно, будто вообще стоит на месте.
ЧАРЛЬЗ. Хорошо, молодой человек, мы заполним ваше время. Вы больше не будете посещать Университет. Со второго января вы приступите к исполнению своих обязанностей на фабрике Байярдов.
РОДЕРИК (в дверях холла). Ну нет, у меня найдутся дела поинтересней, чем ваша древняя фабрика. Я уеду туда, где время, слава богу, не стоит на месте. (Он выходит в холл.)
ЛЕОНОРА (вставая). Родерик, Родерик, подожди минутку. Чарльз, куда он может уехать?
ЛЮСИЯ. Тише, мама. Он вернется. Теперь и мне пора упаковать чемодан.
ЛЕОНОРА. У меня совсем не осталось детей!
ЛЮСИЯ. Ш-ш-ш, мама. Он вернется. Съездит куда-нибудь в Калифорнию и все тут. — Кузина Эменгарда упаковала почти все мои вещи. Спасибо вам большое. (Целует мать.) Я ненадолго. (Выбегает в холл.)
Женевьева и Леонора надевают свои седые парики.
ЭМЕНГАРДА. Сегодня такой красивый день. По пути домой я остановилась поговорить с миссис Фостер. Ее артрит временами дает о себе знать.
ЛЕОНОРА. Он ее сильно мучит, бедняжку?
ЭМЕНГАРДА. Она говорит, что и через сотню лет мало что изменится.
ЛЕОНОРА. Да, она храбрая женщина.
ЧАРЛЬЗ. Я положу тебе немного белого мяса, Леонора? Мэри, передайте тарелку кузины Эменгарды.
ЛЕОНОРА. Что это, Мэри? — А, вот и телеграмма из Парижа — от них! «Любим, поздравляем всех с Рождеством». Я говорила им, что сегодня мы будем есть один из их свадебных кексов и думать о них. Судя по всему, уже решено, что они поселятся на Востоке. Теперь у меня даже дочери нет рядом. Они хотят построить дом на побережье, где-то к северу от Нью-Йорка.
ЖЕНЕВЬЕВА. Но к северу от Нью-Йорка нет побережья.
ЛЕОНОРА. Ну к востоку или к западу, или еще где-нибудь.
Пауза.
ЧАРЛЬЗ. Господи, какой темный день.