Виктор скрылся из видимости, но я уже уверовала, что он шел целенаправленно ко мне, и не волновалась. Точнее, наоборот – волновалась, но волнение было сродни предвкушению. У капитана наверняка есть новости или послание для меня.
Когда загремели ключи, я повернулась к двери, но это был всего лишь вчерашний сторож, который молча схватил ведро и забрал пустую корзинку с кувшином. Разочарование ударило по нервам, но не успела я расстроиться, как дверь снова отворилась, и появился тот, кого я ждала.
Я заулыбалась. Капитан Угрюмов прижал палец к губам и быстро всунул мне в руки новую фляжку и небольшой сверток.
– Долго говорить не могу, – шепнул он, приникая губами к самому моему уху. – Верните старую флягу, пожалуйста!
Я поспешно высвободила требуемое из-под ремня брюк и вложила в протянутую ладонь.
– Принято решение о вашем участии в церемонии, – сообщил капитан. – Вам нужен инструктаж, но пока не понятно, кто этим займется. Людей у нас мало, а тех, кто хорошо разбираются в ситуации, еще меньше.
- А Андрей? – обеспокоилась я.
- Он вряд ли сможет. На нем сейчас абсолютно все, да и Стародубцев постоянно неподалеку крутится. Он приказал вас больше не кормить и никого к вам не пускать. Его брат находится в соседнем с вами помещении. Тут же несколько человек из города, по-моему, сотрудники отеля.
– Андрей появится на церемонии?
– Вы не бойтесь, - сказал Угрюмов на прощание, - все наши уже на местах и вмешаются в нужный момент. С вами ничего плохого не случится. И ждите инструкций, мы обязательно что-то придумаем.
Я спрятала продукты и фляжку под плед, и успела как раз вовремя, потому что вернулся сторож с пустым ведром. Он бросил в мою сторону хмурый взгляд и все так же молча вышел, не забыв шумно навесить амбарный замок с наружной стороны. Они с Угрюмовым перекинулись парой слов («А где лысый?» – «Наверху гостей сортирует. Я пока за него»), и передвинулись к соседней двери.
Я достала фляжку и сделала хороший глоток, потому что после сна в горле пересохло. Вода была прохладной, вкусной, и от нее заломило зубы.
Итак, Степан прямо за стенкой. И рядом томятся Инга и новый повар Роман, которые попались по моей вине. Это плохо. А вот то, что Андрей пока не дает о себе знать, наверное, хорошо... Он обещал Степану свое участие в ритуале, но раз Степан под замком, его обещание не считается, ведь так? И Андрей вполне может не помогать бандитам.
Что они хотят со мной сделать? Я вспомнила слова Ивана про «кровь, секс, смерть, боль» и предсказуемо похолодела. Мне лучше об этом не думать.
Я вновь подошла к окошку. Толпа на поляне рассосалась. Из грота вышел странно одетый мужчина (судя по шкурам и огромному бубну в руках, он изображал шамана – я даже не сразу распознала в нем Ивана Стародубцева) и, сдвинув на затылок остроконечную шапку, взглянул на небо. Постояв так несколько мгновений, он выкрикнул что-то гортанное, низкое и ударил в бубен. Вибрирующий, протяжный звук разнесся над поляной, просочился в мою тюрьму и заморозил сердце. «Оказывается, это были не барабаны», – подумала я, медленно опускаясь на пол. Это был самый известный атрибут лапландских колдунов, символ вселенной. Хотя какая, в принципе, разница?
Я сжала перклат, который, как мне показалось, стал нагреваться, борясь с холодом в душе. Кстати, вот еще проблема: если меня не убьет Иван, то вполне может убить амулет, с которым я толком не умею обращаться. Только Андрей может мне в этом помочь, направить его возрастающую энергию в нужное русло. Но вдруг он от Степана угодил прямиком в руки его брата? Сумел бы Иван промолчать, не явиться ко мне, чтобы похвастаться и тем самым лишить последней надежды?
Все, что я могла, это лишь ждать и надеяться, что бабушка Наталиэ не ошиблась, и мне предстояло сделать еще один выбор, и, значит, я не умру сегодня. Пусть первые два раза я выбирала неправильно, под нажимом обстоятельств и ведомая невежеством, но в третий раз я не промахнусь!
***
Денем ничего не происходило. Часы тянулись медленно. Я ходила по комнате, куталась в плед, сидя на полу, грызла энергетические батончики, думала, нервничала, размышляла и боялась. А когда я довела себя почти до изнеможения (и даже перклат не укреплял меня больше), за окном началось финальное действо.
Сначала опять послышались мерные, глухие звуки – теперь я уже не путала их с барабанным боем. У барабана, даже самого большого, звонкий голос, а сейчас словно вибрировала сама тьма. Она проникала сквозь бревенчатые стены и скручивала внутренности в тугой узел. А когда к непреходящему гулу подключились мужские голоса, стало совсем скверно. Я не понимала ни слова из того, что они пели, но прекрасно знала, о чем речь. Это был тот самый язык-перевертыш, который я расшифровала на острове. Церемония на капище начиналась. И раз уж они взывали к Юмале, кульминацией действа стопроцентно станет мой выход.