Я по-прежнему надеялась и верила в моих друзей, не смирилась и не опустила руки, однако с каждой последующей минутой мне становилось все страшнее. Обреченность подавляла меня.
День клонился к вечеру, в окне темнело, из щелей дуло, и небольшой кусок флиса уже не спасал от болотного холода. Меня колотила дрожь, да такая сильная, что колени ходили ходуном, как я ни пыталась обнимать их руками.
Когда за стеной избушки раздались шаги, а потом и скрежет ключа в замке, я даже обрадовалась. Пусть уж скорей все закончится! Вот только… Я судорожно запахнула плед на груди, скрывая медальон: никто не должен его увидеть раньше времени!
Дверь распахнулась, и в комнату шагнул… Макс.
Я задохнулась от противоречивых чувств. Он смотрел на меня, изучая. Я тоже смотрела на него во все глаза: он или не он? Вдруг Иван уже совершил свое черное колдовство и влез в молодое тело – как понять? У Макса на голове белела повязка, а лицо казалось осунувшимся и грустным, но они с отцом слишком похожи, чтобы я точно могла судить об обмане по скупой мимике.
Чудинов (если это был он) дождался, пока нас по новой запрут, и только после этого подмигнул мне. Иван никогда не подмигивал, а вот Макс так делал, и я чуть расслабилась, но до конца еще ни в чем не была уверена. Стародубцев вполне мог изучить привычки своего отпрыска.
Макс извлек из кармана пиджака какую-то тряпку и, приблизившись к окну, долго возился, закрепляя ткань ни раме (кажется, обычными канцелярскими кнопками). Теперь в комнате стало совсем темно.
– Что ты делаешь? – не выдержала я. Мне хотелось услышать его голос, потому что так, на слух, я быстрей бы поняла, кто передо мной.
– Избавляюсь от лишних глаз, – он наконец-то справился с задачей и, оглядевшись, кивнул на дальний угол: – Перебирайся туда, подальше от соседей.
– Зачем?
Макс взглянул на меня как слабоумную:
– Тут слышимость чудовищная. Или ты желаешь, чтобы твои стоны услышали все подряд?
– К-какие с-стоны?
Макс закатил глаза и выразительно указал пальцем сначала на перегородку, потом на ухо, а потом постучал себя по лбу. Я с трудом поднялась и пересела в указанный угол. Но сам Чудинов присоединяться ко мне не спешил. Он так и стоял возле окна, прислушиваясь к возне снаружи, и чего-то ждал.
Хотя было темно, я все равно вглядывалась в него. Старая ссадина на подбородке потемнела и затянулась, но появился синяк на скуле. Или так легли тени? Знакомый мне дорогой пиджак из крапивы сидел на нем мешковато, как будто с чужого плеча. Конечно, в нашем положении не до элегантности, но мне было не известно отношение Ивана к одежде, и подозрения всколыхнулись с новой силой.
С поляны донеслись сердитые переругивания, топот ног по дощатому крылечку, кажется, хлопнула дверь, а потом в наше окно кто-то трижды стукнул, и Макс удовлетворенно кивнул.
– Вот теперь начнем, – произнес он негромко и шагнул ко мне. Двигался он, кстати, тоже как-то странно, угловато…
– Что означал условный сигнал?
– Моего деда увели, и можно пока говорить более или менее свободно. На страже свои люди, чужих не подпустят. Ты пить хочешь?
– Подожди! – я выставила перед собой ладонь. – Помнишь нашего препода по философии на втором курсе? Какое у него было прозвище?
Макс одарил меня знакомой кривоватой усмешкой:
– Его прозвали Пушок, потому что Лена Сергеева после первой лекции сказала, что внешне он напомнил ей ее кота. Хотя я всегда удивлялся, как это имечко к нему прицепилось? В Сан Саныче не было ничего кошачьего, да и характер был скорей бульдожий: вцепится, не оттащишь. Я ему философию с трудом сдал, думал, завалит.
– И что он тебе поставил?
– Отлично. На курсе было только две пятерки: у тебя и у меня.
– Макс… – выдохнула я, – это ты! Ты жив!
– Картина Репина в реальности пока не воплотилась, – он уселся рядом со мной на пол и поморщился. – Но Иван попыток своих не оставит, так что, подруга, нам предстоит веселая ночка. Так ты хочешь пить?
– Нет, у меня есть вода, – я задрала край блузки и показала фляжку. При этом я глупо улыбалась, радуясь, что больше не одна, что Макс уцелел и что мы с ним снова вместе и готовы бороться до конца. Я даже трястись перестала. Мне хотелось прикоснуться к нему, убедиться, что это и впрямь не призрак, но я не решалась его провоцировать. Вдруг дружеское участие он сочтет чем-то иным? Помня то, что мне говорил Степан…