Но разве я не побывала недавно в его шкуре? Следует ли мне винить его, когда не далее, как вчера я сама кричала в смертельной ярости «сдохни, мразь»?! А потом еще и кидалась с ножом на Степана Судопольского. Если бы Андрей не перехватил меня, то…ох! Разве я имею права упрекать человека в том, что он ошибся? Ведь главное, что из той ошибки он сделал правильные выводы, в то время, как я… Я спросила себя: сделала ли я выводы сегодня и какие? Смогу ли теперь уверенно противостоять злу, которое иногда вселяется в меня? Или даже не иногда... Ответа не нашлось.
«Между нами много общего, – в итоге заключила я. – Мы два сапога пара. И если судьба свела нас вместе, то в этом должен быть особый смысл». Поэтому я набралась мужества и решила признаться, расставить, так сказать, все точки над ё. И будь что будет! Вокруг меня столько непонятно, что хотя бы в этом, самом важном для меня вопросе, требовалась полная определенность. Мне надо было хоть на что-то опереться.
Не отстраняясь, я пересела так, чтобы смотреть в лицо Никольскому, и, затаив дыхание, положила ладонь ему на грудь. Туда, где по моим воспоминаниям, был шрам от пули в виде хризантемы. Андрей чуть вздрогнул и повернул голову. В его взгляде читался искренний вопрос.
– Ты сам действуешь на меня как живая вода, как лекарство, – сказала я как можно мягче. – Ты своим примером преподаешь мне урок. Поверь, я очень это ценю и благодарна за все, что ты сделал и сделаешь, но еще мне кажется, что мои чувства к тебе гораздо глубже простой признательности. Я мечтаю о том, чтобы между нами не стояли все эти ужасы, колдовство, опасность, а все было просто и понятно. Я хочу узнать тебя лучше. Если это возможно...
Андрей промолчал. Он сидел, не шевелясь, напряженный, как струна. Это меня слегка напрягло (мог бы и сам сделать встречный шаг, в самом деле!), но, коли начала, я продолжила расставлять свои точки.
– Ты считаешь меня необъективной? Или думаешь, что за меня постоянно говорит номерной образец из «Сарафармы» или камни Юмалы?
– Я не знаю, – вымолвил он. – Наверное, нет. Ты чаще всего говоришь сама за себя, но...
– Тогда, тебе противно? После того, что ты видел… во что я превратилась.
– Не говори ерунды! – вспыхнул он.
– И все же ты убежден, что нам стоит держаться друг от друга подальше. Пока ты со всем не разберешься. И пока я вновь не стану обычным человеком. Я угадала?
– Мы оба с тобой необычные, от этого не уйти. И наша с тобой история развивается не по канонам, – ответил он, кусая губы. – Мне не с чем сравнить. Но если ты намекаешь, будто я к тебе переменился, то это не так. С моей стороны все осталось по-прежнему.
– Однако в письме, которое ты мне написал, ты был гораздо смелее в выражении чувств. Если ты не переменился, то почему постоянно отстраняешься от меня? Что я делаю неправильно?
– Я боюсь, что сам сделаю или скажу что-то неправильно. Я много ошибался, слишком много. И сейчас я не знаю, что будет для тебя лучше.
– Зато я знаю! – Я потянулась к его щеке, чтобы поцеловать, но он обеими руками вцепился мне в плечи, удерживая.
– Лера, подожди! Ты еще не разобралась до конца и, возможно, не очнулась от наваждения. Что будет, если после ты начнешь жалеть? Я не хочу пользоваться минутной слабостью и потом выслушивать твои упреки. Я вообще не должен влиять на твой выбор!
– Ты ошибаешься, Оннёй! – сказала я. – Это не минутная слабость. Я совершенно точно знаю, чего нужно мне. Мне, а не Юмале!
И я все-таки поцеловала его. В самый последний миг он наклонил лицо и встретил мои губы своими. Я обняла его за шею. Я так долго ждала его откровенной страсти, что, оказывается, успела по ней истосковаться.
Андрей целовал меня запойно, головокружительно, спасительно и нежно. Он вжимал меня в бревенчатую стену, но делал это так бережно, что я не ощущала неудобства. Он наполнял меня светом, высасывал ядовитую темноту, прогонял сомнения и печали. Он делал меня счастливой. Смешно, наверное, но я только недавно узнала, что такое настоящее счастье – по контрасту с полной тьмой и беспросветным горем.
Вот только поцелуями все и ограничилось. Андрей внезапно отпустил меня.
– Нам обоим следует остановиться! – он отвернулся и, дав мне отдышаться и слегка отдышавшись сам, немедленно заставил идти на второй этаж, где для меня была приготовлена отдельная спальня.
– Отдыхай, Лера! – сказал он, прощаясь со мной на пороге комнаты. – Увидимся завтра утром.
И он сбежал от меня в буквальном смысле, громко топая по лестнице. Странно, но я не расстроилась, а по-прежнему продолжала тихо улыбаться.