– Вообще, магия не предназначена для решения проблем отдельно взятого человека, – продолжил Андрей. – Это осколки некогда великого знания, которое следует применять только на благо всего мира или когда остро стоит вопрос о выживании Рода или страны. Только в этом случае цена за ее использование сопоставима с результатом.
– Почему Степан Судопольский назвал тебя Хранителем? Липкиниеми хранили эти земли от злого колдовства? Или они являлись теми самыми «особыми судьями», разрешающими магические споры?
– Хранитель это тот, на кого падает жребий, – ответил Андрей после небольшой паузы. – Так вышло, что он пал на меня.
– Это связано с тем, что ты последний в роду?
– Потому что я мужчина, к которому перешла сила стихийной женской магии. Такие, как я, считались особыми избранниками богов. Хранителями устоев или Судьями. Никто из мужчин обычно не хотел себе подобной доли, хотя Судьи пользовались всеобщим уважением.
– Вы имеете права карать и миловать?
– Мы следим за равновесием. И что бы мы ни делали, всегда остаемся в своем праве. Понимаешь, для всех магов работает закон обратной связи, любой поступок порождает ответ высших сил, но Судьи сами не подсудны. Они выполняют божественную волю – как палачи. Лера, это все немного сложно…
– Но ты обещал рассказать!
– Да я и не отказываюсь, просто…трудно объяснить внутреннюю специфику человеку, который три дня назад не верил ни во что подобное. Понадобится прочесть тебе целую лекцию.
– А у тебя есть какие-то иные планы на сегодняшний день?
– Вообще-то да, – Андрей натянуто улыбнулся. – Я обещал деду Илье наколоть дров и проверить мережи. С дровами, конечно, можно и подождать, но вот если мы не наловим рыбы, то нам попросту будет нечего есть на обед. Я предлагаю тебе вернуться в дом, а когда я освобожусь, мы продолжим беседу.
– А можно я пойду с тобой? – робко попросила я. Мне не хотелось оставаться одной, пусть и под защитой волшебного дома (в которую я, честно говоря, верила с большой натяжкой). Да и в дороге была надежда продолжить расспросы. – Понимаю, что так я буду у всех на виду, но ты же сможешь меня защитить, если что?
Андрей с сомнением посмотрел на меня, на небо, на озеро, блестевшее внизу холма, где мы стояли – и махнул рукой.
– Ладно. Только мы пойдем на лодке. Ты случайно после вчерашней бури не нажила себе страхов перед озерной волной?
– Я не трусиха!
Откровенно говоря, у меня имелся один нажитый в Карелии страх: я стала бояться засыпать. Но я упомянула об этом, чтобы Андрей не решил, будто я на что-то намекаю. Хотя… пока мы шли к дому, чтобы взять ведра для рыбин, я украдкой поглядывала на сосредоточенное лицо Никольского и думала, что в его случае я бы не отказалась…
Вот только Андрей считал мое влечение к нему следствием дурмана и злобных камней Юмалы. Мне не хотелось в это верить, но не принимать в расчет это утверждение я тоже не могла.
***
Погода на улице царила замечательная. По небу бодро ходили похожие на башни облака, закрывая солнце всего на несколько минут. Они красиво отражались в спокойной озерной глади. Высокие сосны в бору шумели, кланяясь в пояс, но у земли ветра совсем не ощущалось, не дрожала ни одна травинка, а над дорогой бодро танцевала мошкара.
Я хотела идти в лодку налегке, в одной футболке, но Андрей велел взять с собой дождевик.
– Погода испортится.
– Это предсказание?
Никольский указал на небо:
– Вертикальные облака обещают скорую непогоду. Да и лес шумит без ветра – это еще один признак.
– А я слышала, что в век глобального потепления старинные приметы не работают.
– Вот и проверим.
Дверь он запирать не стал, просто подпер небольшой палкой.
– Я очень часто встречаю такие палки в карельских домах, это еще одна примета? – спросила я.
– Да нет, это записка для соседей. Если палочка тоненькая, то хозяин где-то поблизости и вот-вот вернется. А если толстая, то уехал надолго.
– Так и воры про то знать будут. У нас наоборот, люди таймер устанавливают, чтобы в их отсутствие автоматика свет в комнатах включала: вроде бы кто-то дома есть.
– Вот это точно не наш обычай.
Мы прошли по дороге до конца деревни, спустились с горки на берег и увидели нашу лодку, которая так и лежала перевернутая вверх днищем. Пока Никольский возился с ней, я стояла у самой кромки воды и смотрела, как мелкие волны пытаются лизнуть мои кроссовки. Им не хватало буквально пары сантиметров, когда они бессильно откатывались назад, но потом неизменно предпринимали новую попытку.