Маша подождала чуть-чуть и все же решилась: приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Павел Сергеевич еще не успел уйти далеко. Он обернулся, и она увидела хмуро сдвинутые брови и, бог его знает, какого дня щетину. Павел Сергеевич постоял немного, а потом решительно вошел в Машин номер. Тут Маша сообразила, что стоит практически голая, и сунулась в ванную за халатом. Морщась от боли, она вышла и прислонилась к косяку.
– Яна ушла, – сказал Павел Сергеевич. – Мы поссорились, и она ушла. И до сих пор ее нет.
Маша пожала плечами и скривилась. Как же больно! Сейчас бы сметаной намазаться. Холодной белой сметаной и к утру красноту как рукой снимет. Только где ее взять? В магазин она в таком состоянии не дойдет. Да и где тут ближайший магазин, где можно купить сметану?
– Зачем вы сказали, что работаете у меня?
– А почему я должна это скрывать? И почему вы сами этого не сказали? – отрезала Маша.
– Потому. Вы не знаете мою жену. Она из всего может сделать проблему, – Павел Сергеевич сел на диван.
– Из ничего, – пробормотала Маша.
– Что?
– Женщина из ничего может сделать три вещи – шляпку, платье и скандал.
Павел Сергеевич дернул щекой и остался сидеть дальше. Маша маялась у стены и больше всего на свете хотела, чтобы он убрался страдать, куда в другое место. В конце концов, она не виновата, что у него такая жена… впечатлительная.
– Вот куда она могла пойти, а? – спросил Павел и достал из кармана сигареты.
Маша таращилась на него изо всех сил. Он еще и курить у нее будет? Решил, что он у себя в кабинете, а она его преданная секретарша?
– Может, вам лучше спросить у портье? – предложила она и даже показала в сторону двери.
Но Павел намека не понял. Затянулся глубоко, помахал рукой, разгоняя дым, и огляделся в поисках пепельницы. Пепельница стояла на подоконнике. Он встал, прошел к окну, постоял, глядя в густую темноту.
– Я уже спрашивал. Они не видели. Или не поняли, что я спрашиваю. Головами кивают, улыбаются, хрен поймешь.
Маша вздохнула. Ей очень хотелось скинуть махровый халат, который словно наждачной бумагой царапал обожженную кожу при малейшем движении.
– А вы ей звонили? – спросила Маша и махнула рукой. Понятное дело, если б он ей дозвонился, не бегал бы сейчас в переживаниях. – А не могла она домой уехать? Улететь, в смысле.
Павел мотнул головой.
– Она не взяла ничего. И паспорт на месте. Из-за вас все!
– Ага, – кивнула Маша, – это я, значит, виновата? Из-за чего сыр-бор?
– Она решила, что вы… что я… А, да ну вас! – он затушил сигарету, и Маша уже было обрадовалась, что все, сейчас встанет и уйдет, но Павел тут же достал другую и снова задымил.
– Что я? И что вы? – нахмурилась Маша. Эта избалованная девочка решила, что они с шефом любовники? И тут она начала смеяться.
Павел хмуро глянул и заиграл желваками, посмотрел на руки, сильные крепкие ладони, стальные пальцы, сжать бы тонкую шейку…
– Вы что? – Маша перестала смеяться и потрогала рукой щеки – вроде не лопнули. – Бросьте, Павел Сергеевич, это ж не мелодрама, в конце концов. Ваша жена не походит на дуру, отнюдь. Она просто ей притворяется. А вы ей успешно подыгрываете. Вернется ваша Яна, никуда не денется.
И оттого, что эта пигалица, тупая дура, как он ее всегда называл, так просто и ясно сказала то, что он и сам знал, Павел вскипел.
– Идиотка! – закричал он. – Сама ты дура тупая!
Маша и так была пунцовая, а тут кровь бросилась в голову, вот теперь-то щеки точно чуть не лопнули.
– Сам придурок! Болван напыщенный! – закричала она в ответ. – Хамло!
– Я хамло? – вскипел Павел и подскочил к ней.
Маша отшатнулась в сторону.
– Вы хамло, – повторила она. – Вы за все время, что я у вас работала, ни разу не поздоровались. Ни разу «до свидания» не сказали. Про «спасибо» я, вообще, молчу.
– Да за что тебе «спасибо» говорить? Ты ни одного дела толком выполнить не могла. Или забудешь, или перепутаешь. Тупица!
– А что это вы мне тыкаете? Я вам что, девочка на побегушках?
– Как хочу, так и говорю. Я тебя все равно уволю!
– Нет, уж. Я сама уволюсь, я уже уволилась. Может, найдете себе идиотку, которая будет терпеть, ваши выходки. Самодур! Ай! – Павел схватил ее за плечо. От боли у нее заискрило в глазах, и она треснула ему со всей силы кулаком по носу. – Мама дорогая, – прошептала она, глядя, как на белую футболку капает кровь. Тут Маше стало совсем плохо, и она привалилась к стене.
– Ну что вы стоите? – гнусаво прошипел Павел, зажимая нос рукой. – Полотенце дайте.