Второй – низкий приоритет убийства людей, что ходят по лесу. Особенно тех, что живут в новом племени в его лесу. Если они увидят вампира – убить, выпить их и спрятать трупы понадёжнее – никто не должен узнать о его существовании и причастии к убийствам людей.
Третий – когда голод будет утолён полностью или хотя бы удовлетворительно для того, чтобы можно было безопасно жить без риска умереть от него ещё пару дней – убежать в секретное убежище, предварительно взяв с собой пару трупов на прокорм. В случае критической необходимости воспользоваться фермой разведённых для прокорма животных, что специально развёл рядом с убежищем. Отсыпаться и восстанавливаться до тех пора, пока раны не будут восстановлены или не будут критичными для последующего выживания и охоты.
Четвёртый – по возможности не оставлять следов в лесу, что указывали бы, что здесь есть некто разумный, кто специально убивает всех зачем-то. Не приводить в свой дом, убежище или территорию кого-либо, или что-либо. Убедиться, что никто не следит на протяжении всего пути.
Конечно, он не хотел сначала думать так продуманно и прочее, но... В итоге оказалось, что это был его своеобразный барьер, который отделял его от поступающей пустоты, в который он рисковал раствориться в любой момент. И ему пришлось специально использовать какие-то сложные слова и складывать их в целые абзацы смыслов для того, чтобы в случае чего, возможно, тело придерживалось именно их. И... Он был прав. Тело и правда ориентировалось именно на эти директивы от мозга, которые сейчас стали будто нерушимыми постулатами для него. Особенно учитывая факт того, что сейчас оно ничего не соображало без уже спящего сознания и было вынуждено, за неимением ничего другого, положиться на последние угасающие мысли сознания. А они были очень хороши.
Хороши в плане того, что сейчас он уже стоял у логова секачей и вместо того, чтобы сразу выдать себя громким рёвом, как совсем недавно он сделал, взбаламутив весь лес, он... Просто повис на верхушке одного из деревьев, терпеливо чего-то ожидая.
И даже не потому, что он был такой умный даже в отсутствие разума и способности думать. Скорее, он смутно чувствовал и помнил – эти существа, кроме детёнышей, сильнее чем он сам. Сразу убить не сможет. Надо ожидать удобного момента. И ждать...
А ожидать пришлось, с одной стороны, недолго, но для прошлого вампира, который имел сознание, это показалось бы вечностью пыток. Ведь надо было обнять дерево как себя родного и застыть будто статуя, абсолютно не шевелясь и никак не выдавая себя в течении около получаса, что было... Довольно-таки проблематично для любого разумного. Конечно, если он не был специально подготовлен. Но зверь, которым стал вампир не испытывал никаких проблем. Пустыми глазами сейчас наблюдая за идущим небольшой частью обычного семейства секачей, что шли в своё логово по привычным им звериным тропинкам. Шли они, судя по всему, откуда-то с кормёжки и шли отсыпаться в своё подземное логово, в количестве около десяти. Только вот... Среди них был всего один взрослый самец, две взрослые самки, пять подростков, что раза в два уступали во всём своим родителям и совсем детки, которые были на один удар вампиру, будучи даже внешне похожи на неопасных домашних свинок, ростом со среднюю собаку. О последних он и не волновался, смотря на подростков. Не то, чтобы он любил помоложе – просто, их было бы легче убить и профит с этого был бы выше. Да и, мешаться в случае чего ему они уже не будут.
Сейчас, всё, чего надо было дождаться вампиру – момента того, как подросток секач окажется рядом с его деревом. Ведь он специально, исходя из ощущений, залез именно на то дерево, что стояло вплотную к тропинке. И оставалось совсем немного до убийства...
Надо сказать, что секачи не были обычными кабанами. Ни в каком отношении. Именно эти твари, если были взрослыми и самцами, достигали в холке более двух метров роста, весили каждый под пол тонны и имели клыки около 40-50 сантиметров. Самки были чуть поменьше и послабее во всех отношениях.
Вдоль позвоночник всех кабанов, кроме ещё не выросших детенышей, шла очень густая, жёсткая и плотная щетина, что собой закрывала позвоночник. По всему телу тоже была такая же щетина, только в меньшем отношении.