Инджи остановилась, чтобы убедиться, что трейлер держится прочно, и на время выключила Гершвина. Вокруг нее простирался вельд. Там, где она рассчитывала увидеть горизонт, медленно танцевала едва различимая, мерцающая полоса.
Инджи собрала волосы наверх, потому что всякий раз, как она въезжала на особенно плохой участок дороги и приходилось сильно нажимать на педаль тормоза, клубящаяся позади машины пыль настигала ее. Из-за мельчайшей пыли, устилавшей руль и приборную доску, из носа у Инджи текло.
Вокруг стрекотали цикады и вздыхал ветер. Шоссе осталось далеко позади, город — еще дальше. Мысли Инджи вновь обратились к Джонти Джеку и его скульптуре. До музея дошли слухи, что скульптор из принципа отвергал более чем щедрые предложения из других коллекций.
Она наблюдала за соколом, как лоскут колеблющейся ткани парившим над равниной. Инджи больше не могла выдерживать внутреннюю политику в музее — настало время вырваться оттуда. Ей была необходима перемена, и порученное дело оказалось выходом из положения — отыскать в Йерсоненде Джонти Джека, оценить его работу и, если она и в самом деле будет настолько исключительной, как уверяли слухи, купить скульптуру.
Инджи вернулась в машину, глотнула воды из бутылки и сорвалась с места. Что за спешка, Инджи? — спросила она себя. Здесь тебя поймало безвременье. Никто не будет тебя проклинать, приедешь ты туда завтра или же послезавтра.
Эта мысль помогла расслабиться. Инджи поехала медленнее и снова включила кассету, подпевая, пока машина осторожно продвигалась вперед, в сухой ветер. Сокол некоторое время летел следом, повторяя узкие повороты и речные броды, вынуждавшие Инджи еле ползти. Птица парила над машиной, потом резко сменила направление в поисках добычи.
Инджи развернула на пассажирском сиденье карту. Коллега, который часто ездил по отдаленным тропинкам на горном велосипеде, объяснил, что дорога на Йерсоненд отходит от той гравийной, по которой она едет сейчас. Этот съезд на картах отмечают редко, добавил коллега, поэтому Инджи решила следовать его указаниям.
После небольшого спуска вы неожиданно обнаруживали, что оказались на плато и теперь направляетесь в открытое пространство, где нежно-голубые и бежево-серые краски сливались и перетекали в темно-желтые. Съезд на боковую дорогу появился неожиданно рядом с акацией кару, где дорога, перевалив через борозду, оставшуюся здесь после аварии какого-то старого автомобиля, кренилась в сторону равнины. Чуть дальше, словно дорога, наконец, расхрабрилась, она делалась шире и ровнее. Невысокая насыпь защищала дорогу от паводка, и, наконец, появился старый придорожный столб, на котором едва виднелись вырезанные цифры — 68.
— Когда увидишь 68, — наставлял Инджи коллега-велосипедист, — ты должна понять, что столб — это блеф, поэтому глотни воды и молись о спасении: худшее еще впереди. Ты еще вспомнишь о наших дорогах.
Но все оказалось не так уж и плохо. Дорогу определенно недавно приводили в порядок, так что Инджи смогла снова распустить волосы, чтобы ветер раздувал их. Совершенно прямая дорога бежала вперед, ее окаймляли невысокие кусты. То здесь, то там Инджи замечала одинокую ферму с задернутыми от солнечных лучей занавесками или с черными дырами в стенах там, где ветер выбил стекла из рам. Неожиданно, почти зловеще, в отдалении возникла огромная гора: темная, нависающая, неправильная.
Гора Немыслимая, говорил ей коллега. Внезапно на этой продуваемой ветром равнине из ниоткуда возникло это видение, массивное, словно от гор у реки Гекс оторвался гигантский кусок и бежал, скрываясь, чтобы мрачно и упрямо прижаться к земле в этом отдаленном месте. «И эта гора», — пробормотал коллега, — «полна тайн».
Инджи подъезжала все ближе и видела, как гора меняет форму и облик, что всегда происходит с горами, стоит приблизиться к ним. Вот она, укрытая тенями, выглядит опасной; потом прячется за колючими акациями, пока Инджи переправляется через брод, и вот уже сверкает серебром в солнечных лучах, а победоносные горные пики важничают, возвышаясь над равниной.
Потом Инджи накрыло холодной тенью Горы Немыслимой, дорога сделалась скользкой, как шелк, пыль вилась над ней, как порошок талька, а структура земли и вельда изменилась. Инджи увеличила скорость, наслаждаясь ровным шуршанием шин по дороге. У подножья горы она увидела забор и засохший, умирающий фруктовый сад — груши или персики? — задумалась Инджи. Деревья стояли искривленные, а вдоль иссохшего участка почвы тянулся серый каменный желоб с заржавленными шлюзными воротами.