— Чьё?
— Графа Орлова. Если Вашему величеству будет угодно ознакомиться с отрывком...
— Опять отрывок? Ты меня уже подвёл на днях с отрывком. Оказалось, не он так думает, а он пересказывает, что думает публика в Москве. А ты это опустил, и получилось — он сам. Хорошо, всё разъяснилось, а не то по твоей милости был бы оклеветан порядочный человек.
— Но Ваше величество, я ж не виноват, что ваши приближённые такие грамотные, что пишут вон на девяти с лишним страницах. Ежели Ваше величество будет каждое целиком читать... Я просто не осмеливаюсь предлагать Вашему величеству тратить своё драгоценное время на людей, того не стоящих.
— Граф, кто чего из моих подданных стоит, решать не тебе, а мне. Твоя забота — доносить о том, что ты считаешь подозрительным. Но не характеризовать порядочных людей по своему разумению. Ладно, так что там Орлов?
Министр положил перед ним лист бумаги. Александр проглядел его и отложил в сторону.
— Хорошо, я ознакомлюсь позже. У тебя всё?
— На сегодня всё, Ваше величество.
— Ладно, ступай тогда.
Министр посмотрел на письмо, лежащее на краю стола, и заискивающе спросил:
— Вашему величеству, не угодно ли будет отослать письмо? Я бы немедленно передал...
— С твоим ведомством? И чтоб ты мне завтра принёс из него выдержку? — насмешливо спросил Александр.
— Ваше величество... Я... — министр замолчал.
— Ступай, граф. Я пошутил. Надеюсь, ты тоже.
Министр вышел. Александр позвонил. Вошёл адъютант.
— Рылеев здесь?
— Здесь, Ваше величество.
— Проси.
Вошёл Рылеев.
— Доброе утро, Ваше величество.
— Здравствуй, Александр Михайлович. У меня к тебе опять просьба. Отправь это письмо той же оказией. Только обеспокойся, чтобы ни этот... — он кивнул в сторону вышедшего министра, — ни Шувалов не пронюхали. А то на днях тут Шувалов что-то вдруг стал стращать меня итальянской почтовой полицией. С чего бы это?
— Но мой человек абсолютно надёжен, Ваше величество.
— Надеюсь. Иначе наша с тобой поездка в Париж ни для кого не будет сюрпризом.
— В Париж? — позволил себе удивиться Рылеев.
— Пуркуа па, генерал?
На сцене играли оперетту Оффенбаха. Александр рассеянно слушал, прикрыв глаза. Сзади него в ложе находились Рылеев, генерал-адъютант граф Адлерберг[8] и начальник III отделения и шеф жандармов граф Шувалов.
Почувствовав, что он засыпает, Александр встрепенулся, посмотрел на часы и шёпотом сказал своим спутникам:
— А не поехать ли нам, господа, домой? Я, признаться, чувствую себя несколько усталым. Впрочем, вы можете оставаться. — Он поднялся.
Все тоже встали.
— Нет, Ваше величество, — сказал Адлерберг. — Я ради Государя на всё готов, но только не на это, — и он кивнул в сторону сцены.
— Спать, спать, — сказал Александр и вышел из ложи.
Адлерберг раздевался ко сну, когда в дверь раздался стук. Он открыл дверь — там стоял вполне одетый Александр.
— Саша, дорогой, я хочу пойти прогуляться немного, у меня что-то голова разболелась.
— Хорошо, Ваше величество, я сейчас буду готов.
— Нет, нет, я один, мне никто не нужен. Не беспокойся, право. Но вот только какая комиссия, — он усмехнулся. — Я вовсе без денег. Ты не дашь мне немного?
— Конечно. Сколько, Ваше величество?
— Ну... Пожалуй, что... Тысяч сто, ладно? — Видя изумление Адлерберга, добавил: — Я же не знаю тут цен, на всякий случай.
— Хорошо, Ваше величество, конечно, — и он достал из портмоне пачку денег.
— Спасибо, дорогой, мы после сочтёмся.
— Может, Ваше величество, сказать Шувалову, чтобы его люди...
— Нет, нет, мне никто не нужен. Я скоро вернусь. Ты спи, завтра тяжёлый день. — И Александр, стараясь не шуметь, вышел.
Александр вышел из дворца, оглянулся — не следит ли кто за ним, и пошёл по улице. Две фигуры в плащах, не замеченные им, двинулись вслед.
Александр кликнул фиакр, при свете фонаря посмотрел на письмо и сказал кучеру адрес. Фиакр тронулся. Одна из фигур побежала вслед, другая замахала рукой, подзывая второй фиакр.
Фиакр остановился. Александр вылез, расплатился, очевидно, более чем щедро, потому что возница долго смотрел ему вслед.
Александр подошёл к дому, посмотрел на номер и, толкнув калитку в воротах, вошёл во двор.
Остановился второй фиакр, из него выскочили двое, подбежали к кучеру первого фиакра, который стоял в ожидании пассажиров на углу, спросили что-то, тот показал на ворота, в которых скрылся Александр.
Один из филёров, отъехав в фиакре чуть вперёд, остановился. Другой стал в подворотне напротив. Он закутался было поплотнее в плащ, рассчитывая на долгое ожидание, как вдруг калитка стала дёргаться — кто-то явно пытался выйти на улицу и не мог. Первый филёр посмотрел на своего коллегу, но тот не видел его, а звать его он не решился, чтобы не обнаружить себя. Он подошёл к калитке, прислушался — кто-то с той стороны пытался открыть калитку, но она не поддавалась. Филёр подбежал к напарнику.
— Слушай, что делать? Кто-то пытается выйти и не может.
— Это, наверное, ваш император, наши все знают, что надо потянуть за кольцо, чтобы открылась калитка. Поди быстро открой.
— Я не могу, мне не велено попадаться на глаза, пойди ты, ты местный, он тебя никогда больше не увидит.
Второй филёр вылез из фиакра, подошёл к калитке, открыл её и вошёл во двор, словно ему туда и надо было. Увидев Александра, сказал ему: «Добрый вечер, месье» и пошёл дальше. Услыхав, как захлопнулась калитка, быстро побежал назад. Приоткрыв калитку, увидел, как Александр, снова справившись с письмом, зашёл в соседний дом — это была гостиница.
— Перепутал адрес, — сказал французский филёр своему русскому коллеге. — Хорошо, мы тут были, а то бы до утра там стоял. Или весь дом перебудил бы. Ну теперь, наверное, надолго, можно отдохнуть. — И он направился было снова к фиакру.
— А вдруг сразу обратно? Нет, я постою тут.
— Как же сразу? Небось к даме пожаловал.
— Не могу знать.
— Ну хочешь, я пойду узнаю у портье — к кому.
— Нет, этого никак нельзя. Это государственная тайна.
— Государственная? Ночью? Ночью все тайны частные.
— Это у частных лиц. А у Государя и ночью государственные.
— Так всё равно завтра наше ведомство будет всё знать.
— Ваше — пусть. А нам — никак нельзя.
Александр покрывал Катю поцелуями.
— Ты, ты... Не верю своим глазам, своим рукам... Я думал, всё это был сон — Бабигон и Зимний, и тебя никогда не было, только в сновидениях и в письмах... Катя, Катенька... Солнце моё... Последний месяц уж дни считал, а как приехал сюда — часы, а шёл к тебе — минуты. А теперь вот каждую секунду хочу растянуть в вечность... Иди ко мне, сними это...
— Нет, нет, Саша, погоди, там всё слышно. — Катя кивнула за стену.
— Пусть.
— Нет, нет, что ты, пусти, потом, после...
— Когда после, когда? Я ждал тебя полгода. Шесть месяцев, сто восемьдесят ночей, — говоря, Александр раздевал Катю. — Знаешь ли ты, что это такое — ожидание? Я не приблизился ни к одной женщине.
— Ты женат.
— Что с того? Я ж говорю — ни к одной.
— Я тоже ждала, столько же.
— Так иди же ко мне, — и он задул свечу.
8
Адлерберг Александр Владимирович (1818-1888) — граф, один из приближенных Александра II, в 1860-1861 гг. — член Главного управления цензуры. С1872 г. — министр Императорского двора. Сын Владимира Фёдоровича Адлерберга (1791-1884), приближенного Николая I. С 1852 г. министр Императорского двора, в 1870 г. ослеп и фактически отошёл от дел.