Про целование рельсов я за свою жизнь много историй наслушался. Часто те, про кого в них шла речь ни сном, ни духом не ведали, что им приписывается такое язычество. Но смысл этого действа передавался верно — неуёмная бескрайняя радость.
Женька в продолжение своего секрета сделал страшную физиономию и выдал:
— Так что у нас, коллега, впереди много удивительно интересного.
Я посоветовал ему сплюнуть три раза через левое плечо и отправился к себе, ещё не подозревая, что Женькин прогноз скоро начнёт сбываться, и вовсе даже не в связи с пресловутыми повестками. И ничего полезного мне не принесёт мое послезнание.
Возвращаясь в свой кабинет, я столкнулся с Утягиным. То есть не совсем, чтобы столкнулся. Он как раз выходил из кабинета начальника следствия, но при моём приближении быстро юркнул назад, а вышел снова, когда я уже миновал опасную для него зону.
— Тебя ещё не посадили? — донеслось мне вдогонку. Я не отреагировал.
Странный вопрос. Если он видит меня здесь, значит не посадили. Только что-то его голос слишком уж откровенно звенит злорадством. Не иначе какую-то пакость Утягин всё-таки затеял, и судя по всему, я скоро об этом узнаю.
Глава 7
«Запорожец» — тоже машина
«Тук-тук-тук!»
«Кто там?»
«Это я, почтальон Печкин, принёс повестку в прокуратуру».
Только я не почтальон Печкин, поэтому так поступать не буду. Не дождётесь, товарищ новый заместитель прокурора. Сначала мы зайдём к воспитателю общежития.
Казалось бы, странное дело: в общаге не дети живут, а повидавшие всякого разного мужики. Какой им воспитатель, особенно если следовать старой поговорке о том, что воспитывать надо, пока дитя поперёк лавки лежит? Здесь с этим уже поздновато, вроде как. Но воспитатели в каждом общежитии были. Правда, я про себя называл их комиссарами. Светлана Николаевна была как раз из комиссаров. Гражданский опер почти что. Она всё знала, всё видела, всё помнила, но милицию по пустякам не беспокоила, управлялась сама, и весьма неплохо. И контингент свой держала в руках крепко.
Слово «контингент» мне сильно не нравилось, но что поделаешь? В таком месте, как общежитие, может проживать только контингент. Слово «общежитие» мне тоже не нравилось. К нему, слову этому, конечно, все давно привыкли и перестали замечать его странную сущность, но вдумайтесь — «общее» — «житие». Чем-то неправильным, противоестественным попахивает от этого слова. А ведь известно, что «как вы яхту назовёте, так она и поплывёт». Тут я вспомнил, что и сам проживаю в общежитии, и, стало быть, являюсь неотъемлемым элементом этой противоестественности. Я сконфузился и немедленно прекратил свои лингвистические исследования, дабы не впасть в ещё бо́льшую ересь.
Светлана Николаевна по-мужски протянула мне руку. А чего ж тут удивительного? С кем поведёшься, как говорится. Когда мы обсудили все насущные дела, я вытащил повестку и посмотрел, кому она адресована. Та-ак, Михаилу Михайловичу Михайлову. Шутка что ли? Или в этом роду Михайловых фантазии совсем ни на грош? Я представил себе длиннейшую вереницу Михал Михалычей, уходящую куда-то в глубь веков к своему первому прародителю, тоже Михаилу, от которого и пошла фамилия. Кстати, такой персонаж в этом общежитии мне был пока не известен. Или новенький, значит, или из тихих.
Всеведущая воспитательница подтвердила — из недавних. Сорок лет, а ни кола, ни двора. Приехал из Архангельска с одним вещмешком. Поюжнее, говорит, решил перебраться. Интересно, он карту видел когда-нибудь? Тоже мне, нашёл юг!
— Не судим? — спросил я.
Светлана Николаевна отрицательно покачала головой и сокрушённо заявила:
— Да лучше бы судимый был. С ними-то у меня контакт как раз налажен. А этот дикий какой-то. Как напьётся, никаких порядков не разумеет. Его уж местные учили пару раз.
Ага, вот с этого места поподробней, как будут говорить в мои поздние времена. А воспитательницу и подгонять не пришлось.
— В цедээре[5] как раз стимуляцию выплатили. Понятно, «рексы»[6] тут же отметить решили. А как дошли до кондиции, Михайлов кого-то петухом обозвал. Ну и всё. Этого хватило, чтобы ему, значит, популярно и объяснили, что он и есть тот самый петух. А чтобы закрепить урок велели забраться на подоконник да из форточки кукарекать. Он, конечно, ни в какую. Тогда заменили ему эту кару на пару фингалов да выбитый зуб. У нас ребятки из бывших сидельцев ох как не любят таких шутников.