— Вода ниже двадцати градусов требует решительности; вся трудность заключается в том, чтобы в нее войти, — продолжал Ксавье.
Она ничего не ответила и лишь зябко поежилась, словно внезапно ощутила холодок от его слов.
Он закончил свою мысль:
— Я не встречал женщин, любящих плавать при такой температуре, но прохладное море — это чудо.
Она ответила уклончиво, сделав жест, который, вероятно, означал: «мне это безразлично», и, извинившись, сняла туфли. Доминик натерла ноги, так как ей пришлось долго идти пешком по жаре, потому что она не могла поймать свободное такси.
Скинув опостылевшую обувь, она удобно устроилась на мягком сиденье и сразу подобрела. Доминик даже сообщила о том, что направляется в предместье Сент.
— Я живу в департаменте Луара, там у нас вилла. Скорее, небольшая усадьба. Недавно папа организовал там новое предприятие.
Она сказала о деле отца с едва уловимой иронией, словно пытаясь объяснить цель своей поездки.
Глядя на ее строгий, деловой костюм, нелегко было понять, как это в столь юном возрасте девушка чувствует себя уверенно в таком одеянии. Ей больше бы подошел спортивный стиль.
Разговор завязался. Фразы следовали одна за другой, создавая впечатление движущихся друг за другом волн. И в каждую из них вкладывался определенный смысл, за которым угадывался истинный характер Доминик, ее обаятельная дерзость, легкий, едва заметный юмор и безмерная самоуверенность.
Они миновали Пуатье. Солнце, по-прежнему освещающее своими теплыми лучами их купе, двигалось вместе с поездом. Словно раскаленная лампа, оно как будто навсегда собиралось остаться в купе вагонов, все сильнее нагревая обшивку сидений.
Доминик великолепно смотрелась на фоне сельских пейзажей, проносившихся за окном купе, и легких курчавых облачков, всю дорогу сопровождавших их. Она совершенно не походила на тех жеманных девиц с узким кругозором, которые всю неделю умирают от скуки, не зная, чем себя занять, и оживают лишь с приближением очередного воскресенья. Как это ни странно, но ее можно было принять за русалку, за одно из тех удивительных и загадочных существ, что прячутся все лето от мучительной жары в прохладной глубине рек и озер, лишь в ночное время выходя на берег, чтобы беззаботно поиграть и порезвиться.
Созерцание этой девушки изнуряло Ксавье, словно аромат слишком крепких духов. Он почувствовал, как что-то проникает в самые глубины его существа, подчиняя себе все другие его ощущения, становясь для него новой формой бытия.
Возможно, Доминик не догадывалась, какое впечатление она произвела на него. В ней чувствовалось что-то особенное и неповторимое, чего невозможно было заметить у других похожих на нее девушек, которых с легкостью можно представить как уединенно живущими в каком-нибудь живописном поселке с одной лишь небольшой церквушкой, так и флиртующими в светском салоне. Она была какая-то необычная, интригующая. И влекла его к себе, как нектар пчелу.
Пейзаж постоянно менялся. За окном непрерывно мелькали то государственные учреждения с огромными гербами над входом, то черепичные крыши домиков в небольших рабочих поселках, то ровные зеленые лужайки, где, наверное, по воскресеньям нарядно одетые местные жители принимали участие в увлекательных спортивных состязаниях.
Поезд пересек заброшенный каменистый карьер, порыжевший от нависавших по краям глинистых пластов, и, проскочив без остановки еще несколько, судя по густой и высокой траве, заброшенных станций, подошел наконец к широкой платформе. Это и был Сент.
Продвигаясь к выходу, Ксавье показал в окно коридора своей попутчице живописное местечко под названием Шарант, видневшееся на склоне холма. Доминик кивнула, сказав, что она тоже знает это место.
— Вам в какую сторону? — поинтересовался Ксавье с замиранием сердца.
— Это неважно, отсюда недалеко, — ответила она небрежно.
Такой «вежливый» ответ неприятно поразил его, лучше бы девушка просто промолчала, однако они все же решили обменяться парижскими адресами. Доминик жила около Объездного тупика, между Школьной улицей и Палатой депутатов, а он — на бульваре Сен-Жермен, между той же Школьной улицей и переулком Сен-Пэр.
— Как тесен Париж! — воскликнула она, ухватившись одной рукой за перила и спускаясь на перрон по железным ступенькам лестницы. Махнув рукой, она застучала каблучками по платформе, и ее голубой костюм скрылся в глубине подземного перехода.