Слепая Хуара, заслышав дробь копыт, вскинула голову. Мордастенький жеребенок подошел к ней, остановился в нескольких шагах. Хуара чутьем угадала, что рядом детеныш, придвинулась к нему, предлагая молоко. Жеребенок понюхал, по запаху понял, что это не его мама, попрыгал и, резвясь, помчался в загон, где его поджидал Цухмар. Приплод в этот раз был отменный: жеребята игривые, смешные, еще покрытые медвежьей шерстью, напоминающие стриженых овец с глазами, похожими на сливы, с лоснящимися черными мордочками. Наиболее любознательные подходили к гостю и смотрели на него. Стоило Кошрокову поднять руку, чтобы приласкать их, — и они со всех ног бросались к матерям. Табунщик загонял жеребят в отдельный вольер, чтобы их не зашибли взрослые лошади.
Подъехал и сам Айтек в черной бурке, в белом башлыке.
— Двадцать семь кобылиц — вся конеферма, — с грустью промолвил Оришев. — До войны — пусть не на полк, но на эскадрона два хватило бы. Скакуны какие были — сказка!
— Сколько всего загублено лошадей? — спросил гость, немало слышавший о потерях колхозного скота в республике. Как погибли лошади Нацдивизии, он знал лучше всех. Об этом не хотелось говорить.
— На пленуме называлась цифра — сорок пять тысяч.
— Целая конармия.
Айтек повесил бурку на столб, к которому была привязана Хуара, деловито подошел к Доти Кошрокову.
— Как удачно вы приехали. Клянусь, лучшего дня не выбрали бы никогда! — сказал он, протягивая гостю свою грубоватую мозолистую руку. Он был высок, строен, быстр в движениях. Загар покрывал обветренное лицо с карими глазами, в которых искрились задор и веселье.
— Да вот стоим с твоим отцом и думаем: ехать на свадьбу или поворачивать оглобли назад, — шутил гость.
— Клянусь, ни одно колесо в вашей линейке не станет кружиться, если не поедете к нам. Как это так — попрать все хабза, все обычаи? Отец, ты что же молчишь?
Батырбек улыбался.
— Я поехал домой. Не прощаюсь. Жду. — Айтек поспешил к своему коню, сел в седло и ускакал. А Кошроков вспомнил юность, времена, когда он участвовал в скачках, устраиваемых во время свадебных торжеств, командовал конным отрядом.
Не раз он несся по скаковой дорожке со скоростью шестьдесят пять километров в час — летел на крыльях, но все равно видел окружающее, следил за соперниками. Однажды случилось вот что: скакун на старте рванул с такой силой, что Доти, который, видимо, расслабился на мгновение, слетел с лошади. Но заезд пошел, фальстарта не дали. Жеребец, оставшись без седока, продолжал скакать как бы по велению жокея, преграждая путь соперникам. Он правильно распределил силы на дистанции и пришел первым.
Это был крек, каких редко встретишь на ипподромах. В жеребце жили спортивный дух, дух соперничества, даже жажда славы. Он «обожал» бурные аплодисменты, музыку, шум на трибунах. Жеребцу давали молоко, овес, яйца, патоку, а иногда даже сухое вино. Доти, который соблюдал диету не хуже балерины, завидовал своему подопечному.
Война застала Кошрокова сотрудником органов внутренних дел. Вскоре он перешел на новую работу, связанную с формированием воинских частей. Уезжая, пошел прощаться прежде всего на конюшню к своему коню, не раз спасавшему его от бандитских пуль, а потом уж к родным и близким…
— Едем? — прервал Оришев воспоминания Кошрокова.
— Да. Поехали.
Линейка покатила в долину.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1. СВАТОВСТВО БЕЗ ЖЕНИХА
Во двор Оришевых народу набилось гораздо больше, чем ожидал Кошроков. Мужчины, разведя огонь в сарае, кололи дрова, свежевали баранов. Подвесив туши к перекладине, они сдирали кожу деревянным ножом, а то и руками. Им помогали мальчишки, носившие воду, которой обмывали внутренности. По комнатам просторного дома, крытого черепицей, сновали женщины. Из двери и окна небольшого прямоугольного флигеля, служившего летней кухней, валили пар и дым. «Все-таки зря я приехал на эту свадьбу, — казнился уполномоченный, — в конце концов, я здесь не в гостях, а в командировке».
Сгустились сумерки; в наступавшей мгле тонули горы, деревья, дом. Кошроков подумал о хозяине. С первой встречи понравился ему Батырбек своим чистосердечием, прямодушием. А к Чорову он испытывал теперь откровенную неприязнь. Все, что довелось услышать о председателе исполкома, настроило его в высшей степени недружелюбно. Таить же свои чувства комиссар не привык.
Но Кошроков не жалел, что выбрал именно Чопракский район. Он сразу заявил: «Поеду в отдаленные места». Тем более эти места связаны с его фронтовым другом Локотошем. Дай бог, чтобы район успешно выполнил план по поставкам молока и мяса, собрал неплохой урожай кукурузы. Тогда уполномоченный будет рад доложить обкому, когда придет срок, об успешном выполнении своей миссии. Как-никак, это очень важная операция, от ее успеха зависит и репутация полковника. Затребует ГлавПУР характеристику на Кошрокова перед тем, как подобрать для него новую должность, — Зулькарней Кулов напишет: выполнил план. Доти Матович усмехнулся, поймав себя на том, что все время думает об одном и том же. Тщеславие?