— Неправда, про нас говорят по-другому: волос долог, ум короток, — запротестовала Апчара из любви к истине.
— Это не о таких, как вы. Вы совсем другие, — не отступал тамада.
— Мужчины пьют стоя! — выкрикнул директор школы.
Мужчины встали, зашумели, принялись чокаться с женщинами. Каждый осушил свой стакан до дна, демонстрируя уважение к тосту.
Директор школы и правда любил сострить.
— Какие самоуверенные! Я ведь ясно дал понять, что встают мужчины, а вскочили все.
Гости смеялись.
Завязался оживленный разговор, все шутили, перебивали друг друга. Только Кошрокова перебить не смел никто. Воспоминаниям не было конца. Тост следовал за тостом, и каждый претендовал на призовое место в негласном соревновании.
Нарчо не спал. Иногда, найдя повод, он заходил в комнату, где пировали старшие, чтобы послушать, о чем они спорят, и ждал, когда же наконец начнут петь старики. Мальчик любил народные песни, слушал их с волнением, старался запомнить слова мудрости. Покойная мать учила: когда делят баранью голову, самому младшему дают ухо, чтобы он прислушивался к мудрости старших, подрастет — дадут губу: пусть произносит умные слова, прославится — получит глаз, ибо нет ничего дороже глаза. Мальчику хотелось увидеть, кому что дадут.
Батырбеку хватало забот. Ему то и дело приходилось бегать — отдавать распоряжения, следить за тем, чтобы никого не обошли вниманием.
— Не пора ли провозгласить тост за жениха? — Кошроков, наверное, собирался сам произнести какие-то слова, но Цухмар, верный традициям, не любил, чтобы опережали события.
— Пора, пора! — Апчаре хотелось послушать Кошрокова, она вспомнила, как они в Сальских степях праздновали первую маленькую победу — захват высоты. То была капля, а комиссар полка еще тогда предсказал «ливень побед». И он уже льется, этот ливень…
— Зовите сюда Айтека, — сдался Цухмар.
Айтек переступил порог, а точнее сказать — его втолкнули в комнату Нарчо и юноша, изъявивший желание быть до утра шао кот, то есть стремянным жениха, исполнителем его поручений.
Наконец-то тамада поднялся со своего места. Это был тот случай, когда не встать он не мог.
— Дорогой мой сын! — начал Цухмар. — Твой отец не с краю стоял в толпе, когда делили мудрость, думаю, он оказался очень близко к руке дающего. Твой отец всегда думал о продолжении рода. Теперь эту обязанность взвалил на свои плечи ты. Не думай, будто тебе досталась легкая ноша. Нет, под этой ношей гнутся спины, да еще как. Мы знаем, плечи у тебя крепкие, руки чистые и сильные…
— Мешок денег тащил, — не выдержал Аслан, хотя прерывать тамаду не полагается.
— Да, сберег народное добро. То добро, что ты обретаешь сегодня, тоже требует бережного отношения. Любовь, говорят, — молоко со сливками, не убережешь — прокиснет. Сохранишь любовь — сохранишь родной очаг, землю предков. Прими, сынок, эту чарку, «утверди» мои сладкие слова горьким питьем.
Айтек обеими руками принял стакан, поставил его на ладонь левой руки и, поддерживая правой, сделал шаг назад.
Кошроков смотрел на Айтека восхищенным взором и в душе ему немножко завидовал; взгляд его внезапно встретился со взглядом Апчары, сидевшей напротив, оба вздрогнули и, смутившись, словно по команде, повернули головы к Айтеку.
— Твои слова запали в душу, — запинаясь, негромко говорил взволнованный жених. — Будь я скалой, их бы и на этой скале можно было высечь. Да будет мудрость всегда твоим посохом, а дорога твоя — долгой. — С этими словами Айтек не спеша осушил чару с «горьким питьем» и протянул пустой стакан виночерпию.
— Пусть превратится горькое питье в материнское молоко! — воскликнул Цухмар: больше он ничего не успел сказать.
Вихрем влетел Чоров на веранду.
— Гуп махо апши — пусть к добру будет ваша компания! — Все всполошились, поднялись — за исключением уполномоченного и Цухмара, — Клянусь, сегодня не тот случай, когда гость гостю не по душе, а хозяину — оба. Чем больше гостей сегодня, тем больше и радости. Хоть я и гость незваный, полагаю — найдется и для меня местечко, если не рядом с тамадой, то где-нибудь неподалеку…
— Да усыплет бог твою дорогу зерном счастья. Мы сами искали тебя. Двух всадников послали. Ни один еще не вернулся. По всему району ищут, — оправдывается перед Чоровым Оришев-старший.
— Я не опоздал?
— Ты всегда вовремя. Впрочем, попробуй ответить тебе что-нибудь другое, — нашелся Аслан. Он глянул на Кошрокова, с удовольствием заметил на его лице одобрение и весело рассмеялся.