— С одним глазом я не укараулю…
— Не надо больше об этом, умоляю тебя. Мы с мамой сделаем все, чтобы ты выздоровел, стал прежним… Я буду тебя… — Апчара хотела сказать «любить», но в последний миг передумала: это магическое слово пусть первым скажет ее жених. — Я буду сама тебя караулить…
— Ведь я люблю тебя давно, ты сама знаешь, — тихо проговорил Локотош. — Но как я могу принять такой дар из твоих рук. Я ведь неполноценный, я человек, уцененный войной…
— Не говори так. В моих глазах война тебя не уценила, в моей душе ты остался прежним… — Апчара понимала, что плакать не надо, но ничего не могла с собой поделать. Дико было видеть беспомощность Локотоша. Сильный, уверенный в себе человек, к которому все обращались за помощью и поддержкой, вдруг стал зависим от других!..
Они не заметили, как с гор спустились сумерки, затянув мглой долину. С низовий тянулись туманы, гасли звезды, окутывая холмы. В аллеях парка кое-где загорелись слабые огоньки. Было уже очень поздно, когда Апчара попрощалась наконец с Локотошем. Она бежала к остановке, боясь опоздать на последний автобус, и кричала, оглядываясь: «Я скоро приеду!» В автобусе, отдышавшись, она задумалась — куда теперь? К Ирине или к Кулову? Пожалуй, в обком. Кулов вечерами сидит долго. А раз он там, Ирина тоже не уйдет домой.
Автобус остановился неподалеку от здания обкома партии. Апчара обрадовалась: окна и в кабинете Кулова, и в приемной, и даже в остальных комнатах ярко светились.
— Можно? — Она просунула голову в дверь приемной.
— Моня, — из-под стола ответила маленькая Даночка, не обращая на вошедшую ни малейшего внимания. Стоя на четвереньках, девочка сосредоточенно рисовала что-то на большом листе бумаги, разложенном под столом.
— Даночка, а где мама? — спросила Апчара.
— Там. — Даночка карандашом показала на дверь, обитую дерматином. В эту минуту оттуда вышла Ирина. Увидев Апчару, она даже вскрикнула от радости. Ирина усадила гостью на стул, сама села напротив, как это делал Кулов с наиболее уважаемыми посетителями.
— Ну как ты? От Альбияна что-нибудь есть? Мы давно ничего не получали. Мама ужасно волнуется.
— Две недели назад пришло последнее письмо. Они так быстро наступают, что и писать некогда. Почта же во втором эшелоне, — Ирина улыбалась, глядя на Апчару, радуясь, что видит ее. Она очень любила золовку, дружила с ней, как с родной сестрой. — Ты, наверное, сунулась ко мне, а там дверь заперта, верное, окно? Возьми Даночку, поезжайте и ждите меня.
— Я хотела к Зулькарнею. — Апчара глянула на массивную дверь, которую впервые со страхом переступила, когда отправлялась на фронт с делегацией.
— Его нет. Это я там убираюсь. Потому и свет горит. Кулов уехал провожать Доти Кошрокова.
— Кого? — Апчара от неожиданности вскочила со стула.
— Доти уезжает на фронт, звонил такой радостный.
— А говорил — отвоевался. Куда же его с палкой?.. — В Апчаре боролись противоречивые чувства: с одной стороны, отъезд Доти развязывал ей руки, с другой, было страшно за комиссара. — Я пойду в Машуко, не останусь. Потом приеду к тебе и расскажу кое-что интересное. Очень интересное.
— А сейчас нельзя? — Ирину разбирало любопытство.
— Долго рассказывать. А если коротко, выйдет неинтересно.
— Куда же ты поедешь ночью, в туман? Ты погляди в окно… — Ирина не хотела отпускать золовку.
— Не уговаривай меня. Я должна ехать. Буду сидеть в правлении колхоза у телефона. Он обязательно мне позвонит. Я хоть по телефону с ним прощусь.
Ирина поняла, что Апчару не удержишь.
— Тогда подожди. Я упрошу кого-нибудь, дадут машину. — Ирина кому-то позвонила и быстро договорилась.
— До свидания, Даночка. — Апчаре пришлось забраться под стол к племяннице, чтобы поцеловать ее. Девочка по-прежнему увлеченно рисовала и даже не заметила, как ее мама побежала провожать тетю Апу. Апчара и Ирина спустились по широкой лестнице, вышли на улицу.
— Если б ты знала, кого я встретила сегодня! — Апчара не чувствовала холода. Радость наполняла ее душу, вытесняя тревогу за комиссара. — Никогда не догадаешься!
— Я и гадать не буду. Ты же мотаешься целыми днями бог знает где. Мало ли кого можно встретить…
— Это особенная встреча. — Перед ее глазами встал Локотош с обезображенным лицом, костлявыми руками…
— Потом все расскажу. Специально приеду.
— Я подожду… А как твои свиньи?
— Процветают. Аннушка все взяла на себя. Оправдала зоотехник мои надежды, дай ей бог здоровья. Сынишку ее ранило сегодня осколком мины. Слава богу, обошлось…