- Ни слова, - просипел Балдуин, едва его дядя и бывший регент вознамерился уговаривать короля перепоручить командование армией другим. – Я не сарацин, чтобы прятаться в шатре, пока мои воины проливают кровь.
На памяти Раймунда их главный и наиболее опасный противник действительно ни разу не участвовал в сражении. Сарацинские полководцы командовали из их ставки – большого, тщательно охраняемого шатра, установленного где-нибудь на возвышенности позади атакующей армии. Христианские короли возглавляли войска самолично, координируя их действия из первых рядов атакующей конницы. Но сможет ли Балдуин…
Король определенно считал, что сможет, раз пустил коня сначала рысью, а затем и галопом, давая сигнал всей остальной армии, растянувшейся по тракту длинной, медленно ползущей и позвякивающей стальной броней кавалькадой.
А не слишком ли нас мало? – запоздало подумал Раймунд, трясясь в седле под гул и рокот приближающегося боя, и попытался обнадежить самого себя воспоминаниями о Монжизаре. Их было впятеро меньше, чем сарацин. Но Балдуин разбил Саладина, и тот, по слухам, спасался от христианского короля, от мальчика, годившегося ему в сыновья, верхом на верблюде.
Балдуин справится с чем угодно. Кроме разъедавшей его тело проказы.
Выдвинувшаяся из-за вершины холма единственная возведенная башня Шастеле то скрывалась в густом черном дыму, то проглядывала вновь, дразня врагов упорно развевающимся знаменем с золотыми крестами.
- Они обрушили часть стены? – сипло спросил Балдуин, увидев всю свою крепость целиком и приподнявшись на стременах. Часть сарацинской армии торопливо перестраивалась, готовясь встретить наступающего с юга неприятеля. Раймунд смотрел на сотни шатров и палаток за Иорданом. Силы, пожалуй, будут равны.
- Да, Ваше Величество, - кивнул граф в ответ на вопрос короля. Жутко было сознавать, что он видит лучше, чем мальчик на двадцать лет моложе него.
- Придется восстанавливать, - просипел Балдуин и зашелся кашлем из-за клубящейся в воздухе пыли. – В атаку! – надрывно прокричал он, не успев толком прокашляться, и поднял обнаженный меч подрагивающей рукой. В солнечных лучах заблестело узкое лезвие и золоченые звенья королевской кольчуги.
- Ферран! – закричала Мари, пропустив появление христианской армии – из-за чего ей почудилось, будто конница возникла из воздуха – и вместе с тем заметив ее первой. Брат обернулся, на мгновение опустив массивный арбалет, проследил взглядом за ее рукой и тоже выкрикнул так громко, как только мог, чтобы быть услышанным каждым из защитников Шастеле:
- Балдуин! Балдуин пришел!
Мари вновь отступила под защиту ведущего внутрь башни дверного приема, чутко прислушиваясь к доносящимся из темноты внизу звукам. Сарацины наступали с двух сторон одновременно, взбираясь на стену по пристроенным к ней каменным лестницам и пробиваясь в башню через нижний вход, стремясь зажать христиан в углу, из которого не будет выхода и перебить их одного за другим.
- Госпожа, - рыдала единственная уцелевшая из ее служанок, та, что стояла к Мари ближе всех, когда сарацины прорвались в крепость, и которую она, не задумываясь, схватила за руку и утянула за собой в башню под защиту мечей и топоров. Другие лежали внизу с проломленными черепами и вспоротыми животами. – Что с нами будет, госпожа?
Мари молилась, стиснув саднящие пальцы и не обращая внимания на боль. Граф Раймунд тоже. И благодарил небеса, когда король всё же пропустил перед собой первые ряды конницы, налетевшей на сарацин и смявшей их под победные крики защитников крепости. Те перестали отступать и сами бросились на штурмующих стену врагов, продолжая кричать и занося мечи, словно появление короля с армией вдохнуло в изнуренных сражением воинов новые силы.
- Босеан*! – гремели рыцари Ордена тамплиеров, рубившиеся и на стене, и на поле перед крепостью, и их белые сюрко медленно краснели от сарацинской крови.
- Нужно уходить, - дрогнули советники султана Салах ад-Дина. – Возвращайтесь в Дамаск, господин, скорее, пока они не отрезали нас от переправы через реку.
Возглавлявший франков прокаженный уже кричал, гарцуя среди клубов пыли и дыма на белоснежном жеребце, и указывал мечом в сторону Иордана. Серебряная маска слепила взгляд всякий раз, когда на нее падали солнечные лучи.
- Де Сент-Аман! – звал Балдуин Великого Магистра тамплиеров, надрывая больное горло. – К реке! Остановите султана!
Храмовники бросились под сабли с той самоотверженностью, на которую были способны лишь рыцари-монахи, поклявшиеся посвятить жизнь одному только служению Господу. Сарацины ответили с той яростью, которую питали лишь к безумцам, вступавшим в ряды тамплиеров и госпитальеров и предпочитавшим мучительную смерть отречению от своей веры.
- Уйдет, - просипел Балдуин, почти не разжимая искаженных губ, и всадил золоченые шпоры в белые, в пене, лошадиные бока. Жеребец с надрывным ржанием сорвался с места и по широкой дуге понесся к бьющимся у самой воды храмовникам.
- Балдуин! – закричал где-то за спиной бывший регент королевства, пришедший в ужас от этого безумного броска, но рядовые сарацинские воины даже не думали рубить одинокого всадника и сами испуганно пятились, порой даже бросая сабли, при виде серебряной маски.
- Прóклятый! – выли испуганные магометане и молились, чтобы павшая на короля неверных кара не обрушилась и на их головы. Белоснежный жеребец ворвался в их ряды, прорезая их широкой грудью, как византийский дромон* рассекает волны, и короткий, выверенный, чтобы не тратить понапрасну силы, взмах меча отсек первую голову.
- Остановите его! – закричал один из братьев султана, указывая саблей на всадника в темных одеждах и золоченой кольчуге. Охранявшие правителя мамлюки* развернули коней, синхронно натягивая изогнутые луки. Слово «остановите» для них означало лишь одно.
Убейте его.
Белоснежный жеребец повалился на влажную от речной близости землю, прокаженный вылетел из седла и закричал, схватившись затянутой в перчатку рукой за грудь. Услышавшие этот душераздирающий крик магометане в ужасе отшатнулись, зажимая уши, словно вместе с криком на них могли броситься терзавшие короля демоны. Они попали в коня, но ни разу - в прокаженного.