Стевельс не только читал и перечитывал, но и делал пометки на полях.
Возможно, мотивом преступления оказалась ревность? Но Фернанда никуда не отлучалась без мужа, разве что ходила за покупками, да и то он мог наблюдать со своего рабочего места у витрины мастерской, как она заходит в близлежащие магазинчики.
Встал, наконец, и такой вопрос: нет ли связи между предполагаемым убийством и близостью ювелирной фирмы «Сасс и Лапинский»? Однако драгоценности у ювелиров не пропадали, и ни хозяева, ни рабочие с переплетчиком знакомы не были, хотя регулярно видели его сидящим в мастерской. '
Никаких улик против Стевельса не было обнаружено и в Бельгии. Он уехал оттуда в возрасте восемнадцати лет и никогда на родину не возвращался. А коль скоро политикой Стевельс не занимался, не было никаких данных о его принадлежности к фламандскому экстремистскому движению.
В ходе сбора сведений учитывалось буквально все. Люка, дабы его совесть профессионала была чиста, проверял самые фантастические предположения. Когда он открывал дверь в комнату инспекторов и наугад кого-нибудь оттуда выуживал, все уже знали, что Люка необходимо произвести очередную проверку на улице Тюренна или где-нибудь еще.
— Кажется, что-то у меня проклюнулось, — сказал он на этот раз Мегрэ, вытягивая какой-то листок из-под разбросанных по столу папок. — Ведь мы охватили опросом всех парижских таксистов. И вот только что приходил один из них — русский по происхождению. Надо все проверить.
Это было теперь очень модное слово: «проверить».
— Я хотел узнать, не подвозил ли кто-нибудь из них в субботу, семнадцатого февраля, когда стемнело, одного или нескольких пассажиров к дому, где живет переплетчик. Оказалось, что в ту субботу, примерно в четверть девятого, в районе вокзала Сен-Лазар такси некоего Георгия Пескова остановили три человека и попросили отвезти их на угол улиц Тюренна и Фран-Буржуа. Следовательно, было уже больше половины девятого, когда они вышли из машины, что согласуется с показаниями консьержки о слышанном ею как раз в это время шуме у дверей Стевельса. Шоферу эти пассажиры никогда раньше не встречались, но ему показалось, что тот, кто договаривался с ним и, видимо, был главным, похож на выходца с Ближнего Востока.
— На каком языке они между собой разговаривали?
— По-французски. Один из них, довольно полный блондин лет тридцати, говорил с сильным венгерским акцентом. Он казался взволнованным, ему явно было не по себе. Третий — француз средних лет — был одет хуже, чем его спутники, и к их социальному слою, по-видимому, не принадлежал. Выйдя из такси, мужчина восточного вида расплатился, после чего все трое двинулись вдоль улицы Тюренна по направлению к дому, где живет переплетчик.
Не будь этого разговора о такси, Мегрэ, пожалуй, так и не вспомнил бы о приключении своей жены.
— Послушай, поскольку ты уже связан с таксистами, может быть, разберешься в одной истории, которая произошла сегодня утром. К нашему делу она отношения не имеет, но меня весьма заинтриговала.
Однако Люка не был столь уж уверен, что случай с госпожой Мегрэ не имеет отношения к делу Стевельса. Ведь старший инспектор стремился связывать с этим делом самые неожиданные и отдаленнейшие события. Так, по утрам Люка обычно требовал все рапорты муниципальной полиции, желая убедиться, что в них не содержится ничего, касающегося происшествия, которым он теперь занимался.
В своем кабинете Люка проделывал грандиозную работу, объем которой не мог даже во сне привидеться публике, читавшей в газетах отчеты о деле Стевельса, словно роман с продолжением.
После того как Мегрэ рассказал Люка в двух словах о встрече своей жены с дамой в белой шляпке и маленьким мальчиком, он попросил инспектора позвонить заодно в полицейский участок девятого округа.
— Раз она каждое утро сидела на одной и той же скамейке в Антверпенском сквере, возможно, она живет в этом квартале. Пусть проверят в тамошних магазинах, гостиницах и меблированных комнатах.
Проверки! В обычное время в отделе находилось одновременно по десять инспекторов, которые составляли отчеты, курили, читали газеты и даже играли в карты. Нынче же редко удавалось увидеть двоих одновременно. Стоило кому-нибудь войти в комнату, как Великий Тюренн выглядывал из своей берлоги:
— Ты свободен, дружок? Зайди-ка сюда на минутку!
И вот уже очередной сыщик отправлялся на поиски.
За пропавшим чемоданом охотились во всех привокзальных камерах хранения и в лавках старьевщиков. Конечно, юный Лапуэнт не имел еще опыта, но, будучи серьезным молодым человеком, он не мог выдумать историю с чемоданом. Следовательно, утром двадцать первого февраля в мастерской Стевельса действительно находился чемодан, который исчез к пяти часам дня, когда Люка явился туда с обыском. Вместе с тем, по свидетельству соседей, Стевельс именно в тот день из дому вообще не выходил и никто не видел также, чтобы Фернанда шла куда-то с чемоданом либо с большим пакетом. Впрочем, возможно, приходил кто-то из заказчиков, чтобы получить из переплета свои книги. Но и это было проверено. Выяснилось, что в тот день в мастерской побывал лишь служащий аргентинского посольства. Уходя, он нес под мышкой тощий пакетик — это был некий дипломатический документ, для которого Стевельс соорудил роскошный переплет.
Наиболее образованный из сотрудников судебной полиции Мартен провел в переплетной мастерской почти неделю, роясь в библиотеке Стевельса и изучая выполненную тем за последние месяцы работу, для чего связывался по телефону с заказчиками.
— Стевельс — удивительный человек, — заключил Мартен. — У него изысканнейшая клиентура, и он пользуется у нее абсолютным доверием. А помимо всего прочего Стевельс обслуживает несколько посольств.
В последнем как раз ничего загадочного не было. Посольства обращались к Стевельсу, поскольку он был специалистом в области геральдики и располагал прессами для тиснения разнообразных гербов. Это позволяло ему украшать переплеты книг и документов символикой всех государств.
— Сдается, вы недовольны, шеф! Вот увидите — что-нибудь обязательно выплывет наружу, — и умница Люка, который никогда не отчаивался, ткнул пальцем в кипу собранных им бумаг.
— В топке калорифера мы нашли зубы, — продолжал Люка, — но они ведь не залетели туда сами по себе! И кто-то послал же телеграмму из Конкарно, чтобы удалить жену Стевельса. Наконец, на темно-синем костюме из шкафа Стевельса мы обнаруживаем пятна крови, которые кто-то безуспешно пытался вывести. Разумеется, мэтр Лиотар волен говорить и делать все, что хочет, но я стоял и буду стоять на том, что эти факты следует объяснить исчерпывающим образом.
Однако же писанина, которой старший инспектор придавал столь важное значение, ни в коей мере Мегрэ не вдохновляла.
— О чем вы задумались, шеф?
— Ни о чем. У меня есть некоторые сомнения.
— Вы хотите освободить Стевельса?
— Нет. Это дело следователя.
— А если бы это зависело от вас? Вы отпустили бы переплетчика?
— Не знаю. Я склоняюсь к тому, чтобы приступить к расследованию с самого начала.
— Как хотите, — ответил Люка несколько обиженно.
— Тебе никто не мешает продолжать работу. Совсем наоборот. Но пойми, если мы расследование затянем, то концов, возможно, уже не найдем. Так бывает всегда, когда вмешивается пресса. Все хотят нам что-то сообщить, и мы в этих бесчисленных сообщениях утопаем…