— Она сказала, у нее болят ребра. — Я провел рукой по волосам. — Там у нее большой синяк, а пульс…
— Черт, — выругалась врач, померив Иззи пульс.
Другой доктор надевал ей рукав тонометра.
— …Учащенный, — договорил я. — У нее заплетается язык, и… — Что еще она говорила? Мысли путались. — Болит плечо. Левое.
— Давление низкое, — бросил второй парамедик, и они с женщиной переглянулись. Их взгляды явно не сулили ничего хорошего. — Нам пора.
— Ее имя? — спросила врач. Они пристегнули Иззи к носилкам и завезли в машину.
— Иззи, — ответил я и еле удержался, чтобы не оттолкнуть кого-нибудь и не сесть в машину рядом с носилками. — Изабо… — Как же ее фамилия? Она же говорила! — Астор! У нее аллергия на пенициллин. Кровь первая положительная.
Водитель поспешил за руль.
— С ней можно только родственникам, — сказала врач, подсоединяя капельницу. — Вы, наверное, ее… — Она посмотрела на меня.
Не уходи, ладно?
— Муж, — выпалил я и одним махом забрался в «скорую помощь». — Я ее муж. * * *
Разрыв селезенки. Вот что мне сказали четыре часа назад.
Эти четыре часа длились бесконечно. Переодевшись в сухую медицинскую форму, я позвонил матери, сообщил, что жив-здоров, и с тех пор сидел в зоне ожидания, попеременно смотрел выпуски новостей, освещавшие катастрофу, и следил за минутной стрелкой на больших часах, которые висели над дверью.
Мне выдали бланки, но я не заполнил ни строчки. Откуда мне было знать, где Иззи застрахована?
Ты же сказал, что вы женаты, подумал я. Вот и выкручивайся теперь.
Операция должна была занять около полутора часов, то есть уже два часа я не находил себе места и ерзал на самом неудобном в мире кресле.
Что, если я зря подхватил ее на руки? Или что-то ей повредил, когда вытаскивал на берег?
— Вам точно больше ничего не нужно? — спросила девушка из авиакомпании.
В ее взгляде читались обеспокоенность и паника. Все еще не отошли от шока. Когда нас привезли, она записала наши имена — я продиктовал ей имя Иззи — и с тех пор не отходила ни на шаг. Всего с рейса в эту больницу привезли человек десять.
В новостях сказали, что пассажиров развезли по трем ближайшим больницам.
— Спасибо, все хорошо. Я отделался раной на лбу: мне наложили одиннадцать швов, а в остальном все было в порядке.
— Отлично. — Она улыбнулась, пытаясь меня приободрить. — Звонили армейские, сказали, что отправили за вами местного представителя. Это было несколько часов назад.
Я напрягся. Я обещал Иззи не уходить.
— Вы же… — девушка сверилась со своей папочкой, — Натаниэль Фелан, верно? Это вы летели в тренировочный лагерь?
Я кивнул и потеребил свой промокший бумажник.
— Думаю, им сейчас просто не до меня, — ответил я.
Она смущенно похлопала меня по плечу и повернулась к другим пассажирам, а я еще десять минут наблюдал за стрелкой часов.
— Это он, — послышался голос медсестры.
Она показывала на меня; я поднял брови, надеясь, что она привела врача, но это был не врач, а девушка чуть выше Иззи, со светло-каштановыми волосами и встревоженными карими глазами. Семейное сходство было поразительным.
— Ты муж Иззи? — воскликнула она и ринулась ко мне, как бык на красную тряпку.
Я встал:
— А ты, наверное, ее сестра. Серена, верно?
Она кивнула и смахнула слезу.
— Прости, — прошептал я. — Никакой я не муж, просто сидел с ней рядом в самолете. Не бойся, мы не женаты.
— Я так и поняла, — шепнула в ответ Серена. — Если бы моя сестра вышла замуж, я бы узнала об этом первой!
— Я солгал, потому что пообещал не уходить и оставаться с ней рядом. А теперь я, наверное, виновен в подделке документов, потому что подписал согласие на операцию.
Ее глаза округлились.
— Ей делают операцию? Мне не сказали. Я приехала в место сбора для родственников, и мне сообщили, что она в больнице… Я час не могла сообразить, что это ее рейс, а как сообразила, стала носиться везде, как ошпаренная. — Она закрыла глаза, судорожно вздохнула и открыла их, лишь когда к ней вернулось самообладание. — Расскажи, что за операция.
Я указал на соседний стул, и Серена присела.
— У нее разрыв селезенки, перелом двух ребер и сотрясение мозга. Началось внутреннее кровотечение.
Серена кивнула, приняв эту информацию с достойным уважения спокойствием.
— Ясно. И ты подписал согласие на операцию?
— Я не знал, как еще поступить. — Я протянул ей папку. — Надеюсь, ты сможешь это заполнить.
— Наверное. — Серена уставилась на бланки, словно те были на иностранном языке. — Думаешь, она поправится?