— Я тебя не вытаскивала. Ты притащился добровольно, на такси. Видела, как тебя из него высадили. А что касается зачем… хочу показать кое-что.
Она сняла с полки огромный старый альбом в зеленом переплете под названием «Техника акварели» и открыла. В альбоме лежали несколько пожелтевших листков весьма низкого качества, исписанных неспешным, элегантным почерком.
При виде их глаза у Майлса полезли на лоб. И формат бумаги, и почерк были хорошо ему знакомы.
— Садись и пристегни ремень, — сказала Рут. — Последнее письмо Йоханнеса своему другу. Мы нашли его, когда делали уборку в доме перед продажей.
Майлс сел и начал читать.
6 мая 1760 года.
Мой дорогой Корнелис!
Не знаю, как и благодарить тебя за письмо. Мы не общались два — нет, больше, чем два года, за что я могу корить лишь себя самого.
Если помнишь, при последней встрече — если не ошибаюсь, в марте 1758-го, — я, пребывая в состоянии немалого раздражения, просил тебя не обнародовать нашу переписку без моего согласия. Сейчас я содрогаюсь при мысли о том, сколь жалок и несчастен был тогда.
Я действительно стал жертвой подлого обманщика, итальянца Джакомо Паралиса, чье настоящее имя — как удалось выяснить позднее — звучит совсем иначе и означает в переводе с его родного языка «новый дом». Должен сказать, что каков бы ни был этот дом, я бы не остановился в нем, даже если бы был ночью застигнут непогодой в чистом поле.
Что касается презренной Эстер, то после того дня я не видел ее ни разу, не имею никаких новостей и, откровенно говоря, не желаю о ней и слышать. Мы расстались и как будто живем в разных мирах, о чем я нисколько не жалею. А дело все в том, друг мой, что я теперь семейный человек. Моя жена — Ханна, дочь пивовара Гроота, женщина благоразумная, рассудительная и очень веселая, верная супруга и надежный друг. С ней дни мои проходят в совершенном счастии. Более того, Господь благословил нас ребенком, которому сегодня исполняется год. Сейчас это крохотное существо ползает у моих ног, всячески стараясь отвлечь отца от столь нудного занятия, как царапанье пером.
Короче, в прошлое канули дни, когда я пребывал в раздоре с миром и самим собой. Сейчас очевидно, что все мои прожекты и надежды были полной глупостью, тщетой и уступкой пороку. Хитроумное устройство — мою Платонову пещеру, линзы и прочее — я уничтожил без всякого сожаления. А вот последнюю гелиографию сохранил, хотя она и раскрашена красками. Сохранил не приятности ради, поскольку держу ее в потайном месте в верхней комнате, а как напоминание себе о том, что разум пытливый и впечатлительный не замечает порой того, что предлагает ему жизнь. Если кто-то когда-то и найдет ее, то вряд ли постигнет секрет, записанный на задней ее стороне, но изложенный веста запутанным языком. Я занимался алхимией, друг мой, и дьявол поджидает тех, кто повинен в грехе гордыни. И разве не верно то же самое для искаженного образа? Если помнишь, медная пластина темнеет при свете и светлеет в темноте. Теперь я понимаю, что это и есть знак рогатого, печать его козлиной лапы. В мире Сатаны свет и сумерки христианского дня меняются местами.
Исполняя желание отца, я взял аптеку и веду дела с легким сердцем и без всякого над собой усилия. Мой девиз? Si tu pensam tuam prestare possis. «Коль можешь, исполняй дневной урок». Получается неплохо, так что семья моя пребывает в достатке.
Да, я еще рисую.
Я совершенно непригоден к жизни художника — в чем убежден сейчас вполне. Однако ошибка моя была не в устремлениях, а в том, что стремился я к недостойному: богатству, славе, положению в обществе — к всему тому, что волновало мое раздутое самомнение.
Само по себе рисование не есть грех, и я рисую. Ради собственного удовольствия. Год назад, когда Ханна была беременна, я сделал с нее несколько набросков. Пробую себя и в пейзажах, когда есть к тому настроение. При всем несовершенстве опытов моих, я нахожу в них радость, которой не находил прежде в честолюбивых дерзаниях. Не в этом ли секрет счастливой жизни? Вкладывать энергию в труд свой, работать с сердцем и головой, чтобы продукт труда твоего нес печать души, а не был унылой механической копией или плодом хитроумного обмана.
Погода сейчас чудесная. Присланные тобой нарциссы высажены на подоконнике.
Не будем же терять друг друга из виду.
Остаюсь, как всегда, преданным другом,