– Ты хотел бы говорить об этом, сынок? Ты не обязан. Только намекни, и пойдешь спать, я сам отведу тебя. Однако… – Он замялся и посмотрел себе под ноги. – Порой полезно сбросить камень с души, и, если уж быть откровенным, я считаю, нашей братии не мешало бы услышать некоторую информацию из первых уст. – Он сжал мое колено. – Жаль, что в этой ситуации «первые уста» оказались твоими.
Я улыбнулся. Он тоже, хотя и немного натянуто.
– Я в порядке, папа.
– Тогда с Богом. – Отец встал и обратился к мистеру Фуллертону: – Через двадцать минут мальчик должен лечь в постель. До того он в вашем распоряжении, председатель.
Его реплика вызвала очередную волну тихого смеха, на сей раз не очень веселого. Слишком печален был предмет обсуждения.
Мистер Фуллертон положил руку мне на плечо. Ему пришлось наклониться – как я уже упоминал, адвокат был человеком очень высоким, ростом под потолок.
– Дэвид, я могу поклясться перед Богом, ты парень ответственный. Встань и расскажи нам по поводу случившегося все, что вспомнишь. С самого начала и далее по порядку. А через полчаса ты укроешься одеялом и будешь храпеть, как у Христа за пазухой, – Томми подберет тебе лучшее спальное место в бараке.
Я хотел ответить, что сегодня ночью глаз не сомкну – какой там сон, когда в голове мерещится Гаскинс во всех видах! – однако воздержался и просто кивнул. Мистер Фуллертон тоже кивнул мне, настолько доверительно, что я вскочил со стула, едва не лопнув от гордости. Чувствуя себя, как Александр Гамильтон перед первым Конгрессом, я обратился к толпе взрослых мужчин и случайно затесавшимся в нее немногим юнцам:
– В общем, три недели назад мы с Андреа пошли на прогулку в лес – ну, вы знаете, вдоль старой железной дороги – и наткнулись на Коротышку Гаскинса.
– На сукиного сына, – пробормотал Дед.
– Да, сэр, на сукиного сына. Уже стемнело, и видно было плохо, но он пыхтел, тяжело дышал и совершенно точно что-то отпиливал. И кровь определенно была. Когда он нас заметил, мы побежали. К счастью, он не бросился в погоню. Однако Андреа увидела, – тут мой голос чуть-чуть поплыл, – увидела голову. Она валялась на земле, как булыжник.
Один из мальчишек, по имени Фентон, округлил глаза, так что они стали размером с Луну. Я продолжил:
– Мы отправились прямо к шерифу. Копы позвонили родителям и не позволяли говорить, пока они не пришли. Мы рассказали все, что я сейчас рассказываю вам. Ну, то есть вот это все: Коротышка Гаскинс, кровь и чья-то отрезанная голова. – Я пожал плечами, будто мы всего лишь споткнулись на дороге о мертвого опоссума. Хотя от воспоминаний о том вечере мне стало здорово не по себе, грудь сдавило.
– Что происходило дальше? – спросил мистер Фуллертон.
– Шериф Тейлор велел показать им место преступления. Мой отец и мать Андреа нас сопровождали. К тому времени, когда мы пришли на место, Коротышки и след простыл, тело также исчезло. И… голова. Копы включили фонари, – я вздрогнул; воспоминания о красных пятнах в ярком свете будут преследовать меня вечно, – нашли на траве сгустки крови и… типа обрезков мяса. Ничего больше.
Меня замутило. Мистер Фуллертон кивнул с каменным лицом; выучка адвоката его не подвела. Большинство присутствующих опустили глаза, словно устыдившись, что заставили меня пересказывать жуткую историю. Никто не произнес ни слова, и я сделал вывод, что нужно продолжать.
– Копы позволили моему папе отвести нас домой и попросили явиться утром для дачи показаний. Мы явились. Провели в участке три или четыре часа, снова и снова повторяя одно и то же. Нам больше нечего было сказать. Мы точно видели Гаскинса, и он точно отрубил голову Джорджу. Вот и все. – Меня больше не тошнило; я просто чувствовал себя по-дурацки. Как будто разочаровал всех, не сообщив никакой новой информации. – Клянусь, мне в самом деле больше ничего не известно.
– Пропали еще два человека, – объявил мистер Фуллертон. Хотя об этом все и так знали. – Глория Переш из булочной и Тинк, он работал в мотеле. Кто-нибудь видел или слышал, как этих людей уводят, где их прячут?
Все затрясли головами.
Мистер Фуллертон горестно кивнул.
– Сдается мне, что Гаскинс убил как минимум троих. Вероятно, он хранит головы в качестве трофеев.
– Стоп, – громко произнес мой отец и взял мою руку. – Всем, кому не исполнился двадцать один год, пора баиньки. Идем. – От меня не укрылся враждебный взгляд, которым он удостоил верзилу-адвоката. – На «Лисьей охоте» гостям ничего не угрожает, обещаю тебе.
Пять минут спустя я лежал на верхней койке, натянув одеяло до подбородка, и смотрел в потолок. В голове вертелась одна мысль: а ведь мама на «Лисьей охоте» не присутствует. Конечно, дробовик у нее есть, двери заперты, и сама она не из пугливых. И все же…