И всё это было покрыто толстым слоем пыли.
Первым делом Джун перетащила все книги и бумаги из спальни в кабинет, где просто бросила всё прямо на пол. От этого там всё равно не стало ни капельки грязнее. Затем она содрала с окна спальни плотные тяжёлые шторы и, закашлявшись от пыли, которую они подняли, потащила их на улицу. Туда же отправились и покрывало вместе с постельным бельём, а ещё балдахин, который ей пришлось просто-напросто отрезать, потому что иных способов снять его она не обнаружила. Потом она обошла все комнаты и вытащила на улицу всё, что могло нуждаться в выбивании, включая все ковры и покрывала. Конечно, большую часть из этого нужно вымыть, но пыли было столько, что начать всё-таки придётся именно с выбивания, даже если это всего лишь подушка или пододеяльник.
На то, чтобы всё выбить, у неё ушёл весь день. Она очень скоро проголодалась, но не хотела прерывать работу, так что, к тому времени, как она закончила, уже начало темнеть, а она достигла того состояния, когда ты слишком устал, чтобы чувствовать какой-то там голод. И всё же она себя переборола и отправилась в пекарню, чтобы раздобыть себе еды.
Вообще-то, она соврала Риэлтору насчёт того, сколько у неё было денег. На самом деле, у неё имелась ещё целая сотня золотых, припрятанная отдельно, что было не такой уж и большой суммой, чтобы можно было разгуляться, не имея совершенно никакого больше заработка, но, если экономить, ей этого могло хватить на пару месяцев, а то и больше… К счастью, Джун была не из транжир.
Пекарня оказалась маленьким уютным островком тепла и света, с уставленными цветами окнами, перед которыми ютилось несколько столиков, и растянувшейся вдоль всей задней стены витриной, притягивавшей ароматом хлеба, который уже насквозь пропитал эти стены. В столь поздний час посетителей здесь больше не было. По ту сторону витрины стояла неожиданно худенькая женщина средних лет с закатанными по локоть широкими рукавами платья. Должно быть, то была хозяйка пекарни – было в ней что-то такое авторитетное. Была тут и девочка дет десяти, и она усердно мыла столики.
– Здравствуйте, голубушка! – добродушно улыбнулась ей хозяйка. – Поздновато вы к нам заглянули, у нас уже почти ничего не осталось…
– А мне много и не надо, – пожала плечами Джун, наклонившись к почти пустой витрине. Она выбрала несколько пирожков с мясом и яблочных булочек с корицей, чтобы было чем перекусить и утром.
– Что-то я вас здесь раньше не видела, – отметила хозяйка пекарни, упаковывая для неё булочки.
– Что? Ах, да… Я только сегодня переехала в этот район. Я живу тут, за углом, в бывшем доме колдуна, – беззаботно отозвалась Джун. Хозяйка побледнела и едва не выронила бумажный пакет, а девочка перестала натирать сухой тряпкой лакированный стол, и обе уставились на неё преисполненными тревогой взглядами. Джун неуютно поёжилась. В булочной как будто внезапно похолодало.
– Дома колдунов «бывшими» не бывают, голубушка, – заявила женщина, вручая ей бумажный пакет. – Приятной ночи.
И Джун отправилась домой со своим скромным ужином, стараясь не думать о том, что же под этим всем подразумевалось. В конце концов, ей ещё предстояло провести свою первую ночь в новом доме, и пугаться всяких суеверий не стоило.
Конечно же, выбить простыни – это даже не половина дела, так что, несмотря на все её старания разобраться с уборкой как можно скорее, в первую ночь Джун спать было негде. Джун всё же пришлось зажечь несколько чёрных свечей, и она с удивлением обнаружила, что давали они голубое пламя, совсем не источавшее тепла. Впрочем, для освещения они годились замечательно, а в приморском городке тепло от пламени чаще было скорее нежелательным побочным эффектом света. Вооружившись огнём, она пошла подбирать себе спальное место. Расположиться на пыльном диване она решительно отказывалась, а кровати были практически разобраны, поэтому ей пришлось искать что-то, что можно очистить в кратчайшие сроки и приспособить под место, пригодное для сна.
Таким местом оказалась ванна. Она была покрыта засохшими кляксами какой-то таинственной разноцветной слизи, немного – плесенью и, разумеется, вездесущей пылью, но по крайней мере в ванной из крана шла вода, и даже более-менее чистая и тёплая, что оказалось самым приятным открытием дня, и посему, невзирая на ужасную усталость, связанную с перетаскиванием огромных масс тяжёлой ткани и их выбиванием на протяжении целого дня, она отмыла ванну, и только её, так что белая эмалированная чаша стала бросаться в глаза среди общего хаоса грязи, будто принадлежала какому-то другому миру.