– На новых фары электрические, – Яков открыл дверь и жестом пригласил Клима на переднее сиденье. Подумал и добавил: – пустил бы порулить. Но тут город.
Яков обошел капот, занял место водителя и повел автомобиль небыстро, плавно. Заговорил снова о фарах, обсуждая с самим собой старые и новые. Клим настороженно озирался, щупал кожаное кресло, трогал стекло, прикасался к рычагу передач и сразу отдергивал руку, как от горячего. Закончив с фарами, Яков завел речь о переключении передач и работе педалями. Сам с собой обсудил ранние ременные приводы и нынешние, весьма удобные и прогрессивные – с шестернями и сцеплением. Вот на этом автомобиле коробка трехскоростная. Вполне неплохо, но бывает и получше. Числа подобраны так себе. Инженер, видно, был самоучка или ленивый ремесленник…
– Когда мне было пятнадцать, – вздохнул Яков, выруливая из тесноты улочек на широкую дорогу, – я отчаянно хотел поделить золото по справедливости. Но я рос и думал все чаще, как именно стану делить. Еще хотел понять, насколько злые и жадные те, кто копит золото. Ведь было бы так просто – если б они не упирались. Ну, поделить.
– Знамо дело, кто ж отдаст, – буркнул Клим. Вдруг рассмеялся сухо, неумело. – Ты отдал! Ты отдал мне деньги… сам. Или ты дурак, или меня видишь дураком. Ясно же, что меня. Типа купил задешево, а?
– Разве это деньги? Это мелочь, разок поесть досыта. Деньги – когда много, когда можно делить на всех до самой взрослости… В общем, я думал-думал и не нашел ответа. Решил спросить напрямую. У того, кто с золотой кровью. – Яков мечтательно улыбнулся. – Никому в гнезде не сказал, что затеваю, кроме Кабана. Он был старший. И он не стал удерживать меня. В тот же день я встретил золотого человека.
– Врешь. Тебя сразу пришибли б. Видел я охрану у этих, золотых.
– Меня пришибли, но гораздо позже. Заказчиком был не он.
– Ну-ну, ври дальше.
– Когда убивают старшего, гнездо мстит. Нет, не так говорю. Важно другое: гнезда, как и люди, взрослеют. Или научаются ценить деньги и власть, или их старшего убивают, чтобы втравить прочих в слепую месть. А дальше сплошная кровь. Младшие гибнут… и губят. Раньше не было бомб и ружей, а теперь дети страшнее взрослых в причинении смерти. Всем нормальным людям жаль их. А им не жаль никого. Особенно если их старший подло убит. Ты – их отец и мать, их закон… их солнце.
– Куда мы едем?
– Сейчас деньгами ведает Николо Ин Тарри. Ему и отвечать на твои вопросы.
– Микаэле. Я знаю имя. Знаю, что он такой один. Очень ловкий, змеюка.
– Микаэле вне игры. Артель вышвырнула его из его собственного тела. Сейчас в этом теле обитает майстер. Вы все еще зовёте его майстером?
– По разному… глупый вопрос. Ты же врешь.
– Он надел золотую шкуру десять дней назад. Старик, которого велено искать, и есть прежнее тело майстера, связанное теперь с личностью Микаэле. Так я думаю.
– Врешь.
– Мне не веришь, спроси у Николо. Отправь своих к имению Микаэле, пусть потрутся и поспрашивают. Газеты почитай. Ты умный. Сам реши, где заканчивается мое вранье и начинается общее безумие. Десять дней все золото Микаэле, вся его власть – в руках артели. Для меня это неоспоримая правда.
– Врешь, – еще тише выдохнул Клим.
– Если вру, убей меня за мою подлость. Могу дать адрес и пообещать, что не съеду оттуда неделю. Тебе хватит недели, чтобы разобраться?
– Врешь в каждом слове! – пацан закричал, срывая голос и дергаясь, чтобы достать нож, и останавливая себя. – Как можно увидеть, что твои младшие из гнезда стали старыми? Кто второй Клим? Откуда бы тебе знать про майстера? Его так не зовут, давно не зовут… Артель не может предать меня. Никогда. Я служу делу, живу для дела, я и мое гнездо…
– Твое. Вот главное слово. Береги их. Ради них ищи правду. Даже если больно. И ты обещал, что никого не убьешь там, на месте.
– Никого, окромя тебя, придурошного, – пацан взял себя в руки и снова заговорил ровным тоном. Откинулся на сиденье, надолго притих. Наконец, что-то решил и нехотя добавил: – Допустим, обещал. И недели мне хватит.
– Микаэле дал много золота тем, кто строит самолеты, – выруливая на широкую аллею, сообщил Яков. И добавил, ведь похвастаться желал давно, но, увы, не перед кем было: – Я недавно летал. Ночью. Кромешно страшно. Облака – кисель. Фар нет никаких, и воздушные ямы, скажу я тебе, душу наизнанку выверчивают… Бесы-беси, как же я орал. Но мне даже не было стыдно… почти.