Ладони короля легли ей на грудь. Он стоял сзади, и Мио затылком ощущала его твердый подбородок. Руки, стиснувшие ее груди, никак нельзя было назвать ласковыми. Ивеллион словно касался не живого человека, а сжимал в горсти мех или снег...
Задутые свечи в подсвечнике, осталась лишь одна - в другом углу комнаты. Трепещущий полумрак. Жадные жестокие руки, скользящие по ее бедрам. Прикосновение губ к мочке уха - и тут же короткий болезненный укус... Мио не ожидала, что царственный любовник будет с ней нежен, - не тем он был человеком, - но стоять вот так, упираясь грудью в каминную доску, неподвижно, - король и не ждал от нее никакого ответа, - было унизительно.
Она сама этого хотела. Она знала, зачем ей это нужно.
Но, проклятье, как же обнимавший ее сзади мужчина отличался ото всех, кто раньше касался герцогини Алларэ!..
Через сколько-то трепетаний пламени свечи в дальнем углу, через сотню ударов сердца и десяток проглоченных вздохов Мио поняла, что она не хотела, не могла, не была готова...
Ей казалось, она знает о мужчинах все. Как разбудить страсть в любовнике и как этой страстью управлять, как взнуздать ретивого жеребца и заставить подчиняться себе. Сотня приемов, надежных и проверенных...
Здесь обо всем этом и речи не шло. Ее просто прижали к камину, заставили прогнуться в пояснице и стоять, не шевелясь, в то время, как его величество удовлетворял свою страсть. На месте герцогини Алларэ могла оказаться любая служанка, крестьянка или нищенка. Была бы дырка в надлежащем месте, вот и все.
Было тошно, унизительно и больно. Король не страдал недостатком мужской силы, и "просмотр реликвий" затянулся. Мио закусила губу и старалась молчать - сомневалась, что случайно вырвавшийся стон можно будет принять за голос страсти.
"Поздравляю с невиданным достижением, сестрица! - прозвучал в голове издевательский голос Реми..."
- Граф Къела! Его высокопревосходительство князь Долав просит вас в свою палатку!
- Благодарю, - кивнул Алви, разворачивая коня.
Его высокопревосходительству опять что-то нужно. Третий раз за день - тут и взбеситься недолго, но слишком уж хорошее было настроение. Вторую седмицу. Он был дома. Пусть родной замок остался позади - армия промаршировала мимо, и в родовом гнезде удалось провести лишь ночь. Королевские выблядки уже оставили его. Замок пострадал не слишком сильно, но был почти пуст. Осталась лишь кучка слуг, с плачем бросившихся навстречу "молодому господину".
Алви было начхать на удивленные взгляды тамерских офицеров. Он обнял всех семерых, встретивших его во дворе. Две кухарки, два конюха, кузнец, шорник и старая нянька - вот кто остался от доброй сотни слуг, живших в замке еще летом.
- Где же остальные? - спросил он дряхлую Фриду. - Где все?
Старуха поджала губы, потом закрыла лицо рукавом. Алви вновь обнял ее за плечи. Волосы Фриды, выбившиеся из-под плохонького платка, пахли дымом, молоком и родным домом. Она тихо всхлипывала.
- Ох, молодой господин... кого казнили, кто сам ушел. Одни на юг, другие - к молодому Кетиру в Саур. Воевать тоже пошли... Мы уж и не чаяли, молодой господин...
- Граф, - тихонько поправил Алви. - Теперь я - граф.
Над замком взвилось коричневое с золотом знамя, но вышитый в левом углу королевский меч Алви приказал спороть. Довольно и дерева с плодами, и одного короткого слова "Щедрость". Королевский меч над Къелой больше не поднимется. Никогда. Король изменил северу - север больше не признает над собой власть короля.
В замке Къелбе, на первый взгляд, ничего не изменилось... но все же изменилось слишком многое. Пропали портреты и гербовые щиты в большой зале, половина посуды была перебита, занавеси сорваны... не в занавесях было дело, и даже не в портретах. Раньше у Алви Къела были отец, дядя, брат и сестры. Теперь он остался один. Все прочие - казнены. Их даже похоронить по обычаю, в усыпальнице, не позволили - зарыли на кладбище в ближайшем городке, где казнили. Нужно будет перезахоронить всех. Сотня поколений властителей Къелы ложилась на вечный отдых в семейной усыпальнице, так было, когда о королях династии Сеорнов еще никто не слышал, и так будет.
Алви прошел по гулким пустым коридорам, поднялся на галерею второго этажа. Грязно - натоптали чужаки, тихо, болезненно и скорбно тихо. До слез. Он плакал бы, да только все слезы выгорели осенью, в бешеной скачке на запад, когда отец вместо прощального объятия отвесил ему тяжелый подзатыльник, сказав - "Уезжай, не то прокляну!".
Тамерские офицеры, сопровождавшие его в Къелбе, вели себя тихо. Устроились на ночлег в покоях на первом этаже, не тревожили, не просили чего-то особенного. Для услуг им вполне хватило собственных денщиков. Алви распорядился оставить слугам достаточно провизии: отступавшие чужаки вымели все припасы.
Только Олуэна Алви пригласил пройтись по замку. Графу Къела казалось, что один он - не сможет, а нужно было. Друг молчал, потому что молчал хозяин. Они спокойно прошлись под руку по первому и второму этажам, потом Алви вдруг замер и присел на ступеньку лестницы. На третьем этаже были спальни - его, родителей, сестер. Къела не мог заставить себя туда подняться.
Олуэн тихо постоял рядом, потом протянул руку и опустил ее Алви на плечо. Граф вздрогнул. Среди тамерцев не были приняты дружеские объятия. Мужчины редко прикасались друг к другу. Сейчас этот простой жест показался драгоценным, словно найденный среди прибрежного песка кусок янтаря. Къела опустил левую ладонь поверх руки Олуэна и так застыл. Если бы друг отнял руку, наверное, что-то важное исчезло бы. Но тамерец понял.
Молчание длилось долго. Алви не знал, как его нарушить и как вообще пошевелиться. Он словно врос в ступени, по которым тысячи раз взбегал туда и сюда, даже не думая, что скучный желтоватый камень когда-нибудь окажется ему дорог - настолько дорог, что он бы и щекой к плитам прижался, не стой рядом Олуэн.
- Я здесь вырос... - сказал Алви тихо.
- Граф... - видимо, флигель-адъютанту тоже не хватало слов.
- Олуэн, у вас большая семья? - къелец осекся. - Простите мою фамильярность...
- Прекратите, - с нажимом сказал тамерский офицер. - Я буду рад, если вы будете называть меня по имени. У нас это принято между друзьями. Не знаю, сумел ли стать вам другом. Смею только надеяться.
- Да, - кивнул Алви. - Да, стали. Если бы не вы...
- Я единственный сын. С нашей семьей не случалось подобных несчастий. Наверное, я не могу понять вашего горя. Было бы глупо говорить, что могу. И глупо говорить, как принято: все будет хорошо. Но что-то, друг мой, будет. Ваши дети будут жить здесь.
- Дети? - Граф Къела удивился. Какие дети, о чем говорит тамерец? Разве когда-нибудь будет нарушена эта ледяная мертвая тишина? Это попросту невозможно. Со смертью не поспоришь...
- Вы должны будете жениться, - твердо сказал Олуэн. - Жениться, завести детей, передать им этот замок. Иначе все бессмысленно, Алви. Понимаете?
Тот разговор, то отчаяние и страх перед пустотой Къелбе Алви не забыл, но поутру все чувства померкли перед главным: торжеством. Вся зимняя переписка оказалась не напрасной. Каждый день к армии Тамера присоединялись отряды вассалов рода Къела, Старшего Рода. Теперь здесь не говорили - Старшего Рода Собраны. Собрана осталась в прошлом. Государство династии Сеорнов, государство, собранное королем Аллионом из вольных графств и княжеств. Государство, предавшее само себя.
Только один род вассалов не примкнул к победоносному шествию тамерской армии: Эйма, предатели, которые предпочли хлеб Сеорнов. Авангард армии уже продвигался к границе с Сауром. Замок Эйма лежал чуть в стороне от основного маршрута, но флигель-адъютант взял с собой уланский полк и составил компанию графу Къела. Увы, замок был пуст. Слуги, которых тщательно допросили, рассказали, что владетель Эйма уехал еще в середине зимы. "Жаль, очень жаль, - подумал Алви". Он не отказался бы взглянуть в глаза Эйма, а особенно - его супруге. Кларисса Эйма, бывшая шлюха герцога Гоэллона, весьма и весьма интересовала тамерский штаб. В Тамере ее считали государственной преступницей, в Собране - государственной героиней. Послушав, что причитается подлой бабе по законам Тамера, граф Къела решил, что это чересчур, но на виселицу шпионка и предательница заработала. Головы отрубают благородным дамам, а безродная потаскуха, даже выйдя замуж за владетеля, благородством не обзаводится.