И вдруг он стал решать сложные уравнения и задачи по высшей математике, тригонометрии. Обложился учебниками по физике. Зависал на физико-математических сайтах, чего-то там выискивая, с кем-то переписываясь. Это был не мой Пашка. Такого Пашку я не знал.
И ещё… он очень сильно сдружился с Ксюшей. В отличие от меня, она решила пропустить этот год и поступать в следующем, вместе с Пашкой. Когда она приходила к нему, я сразу становился лишним. Я им мешал. А ходить она стала часто, и он её ждал. Со мной же он обращался, как с приятелем, который хоть и был предположительно другом, но особого доверия не вызывал. Он меня просто терпел. Мне даже казалось, что не приди я или вообще перестань ходить — он даже не заметит. Был — был, ушёл — ушёл. Невелика потеря!
Тётя Нина меня успокаивала, говорила, что нужно время. Что он обязательно всё вспомнит. Но время шло, а ничего не менялось. Я по-прежнему в его новой жизни не играл никакой роли.
Теперь Пашка уже дома. Я иногда его навещаю. Но для него я стал никем.
====== Глава 7. ======
У меня сегодня особенный день: мне ответил Вадим Николаевич Троицкий. Он профессор одного очень известного московского университета, куда я рассчитываю поступать в будущем году. Он возглавляет кафедру прикладной космонавтики. Таких умных людей я ещё не встречал, да и с ним познакомился заочно в интернете. Я отослал ему несколько своих работ в рамках учебной программы факультета. И вот наконец-то получил ответ. Хвалить он меня не хвалил, но написал, что у меня есть все шансы поступить и учиться на его кафедре. Ух! Аж дух захватило! Скорей бы Ксюха пришла, так хочется с ней всё обсудить!
Есть одна проблема… пока ещё проблема. Мне нужно закончить школу. Я подал заявление на сдачу экзаменов и ЕГЭ экстерном. Такого в их практике ещё не было, поэтому где-то там наверху этот вопрос решают. А я готовлюсь. У меня напряги с русским и литературой. Вот Ксюха меня и подтягивает. Вступительные на вышку — русский, математика и информатика. За последние два предмета моя голова не болит. А вот русский — это проблемка! Хотелось бы высший бал по ЕГЭ, но как получится — не знаю. Но надеюсь, что справлюсь. Хотя я посмотрел свои оценки в школе… Это какой-то пипец! По математике куча трояков! По русскому и литре — так же. Нифига се! Я что, раньше был полным лохом?
Когда с мамой пришли в школу с заявлением на экстерн, на нас смотрели, как на умалишённых. Вот тогда и показали мне электронный журнал успеваемости. Мои, так сказать, достижения. Заявление приняли только через две недели, когда я прошёл несколько контрольных тестов по учебной программе. Моя училка-математичка Любовь Петровна чуть в обморок не грохнулась, когда я решил задания несколькими способами за полчаса. Потом с красными пятнами на лице ещё два часа гоняла меня по всей учебной программе за три последних года.
С физиком Иван Борисычем было попроще. Он дал мне задания с ЕГЭ, которые были в июне. Дал и ушёл на урок. После вернулся, забрал листки и опять ушёл. Я сидел и не знал, чего мне делать дальше — идти домой или ждать его. Он вообще у нас странный: не от мира сего. Вроде с нами, но мыслями точно в другом месте. Вот и со мной так же. Я, прождав полчаса, уже собрался уходить, когда он зашёл в кабинет.
— Сам всё решал?
«Нет, бля, с инета сдул!»
— Ну да… Сам. Могу рассказать детально.
— Не нужно. Уже наслышан от Любови Петровны про твои математические достижения.
Он покопался у себя в портфеле и достал какую-то потрёпанную книгу. Полистал и протянул мне, показав пальцем на открытую страницу:
— Вот это сможешь решить? — он округлил карандашом номер задачки по квантовой механике.
Я посмотрел на обложку. Это был сборник задач по теоретической физике для студентов. Учебник был старый, ещё семьдесят второго года. Я занимался по учебнику Ивлева за две тысячи восьмой и уже много чего в нём порешал. Но хвалиться не стал. Вопрос про «сам всё решил» меня разозлил. Нахрена было уходить, чтобы потом спрашивать? Я что, двоечник, которому нужна тройка за четверть? Чё за идиотские вопросы? Терпеть этого не могу! Бесит!
— Я попробую.
— Можешь взять домой. Как решишь, приходи. Я посмотрю. Тогда и поговорим.
— Это же программа ВУЗа! — съехидничал я без доли ехидства в голосе. Так… сам для себя. Потешиться!
— Ничего страшного. У меня несколько учеников осилили. Здесь нужны базовые знания. Вот и посмотрим на твою подготовку. Искать решение в интернете не советую. Я сразу пойму.
А вообще, я бы тебе советовал с нового года вернуться к учёбе. Весной вместе со всеми сдашь ЕГЭ. Подумай!
«А не пошёл бы ты… со своими советами! Поймёт он! Вот же, бля, страна советов! Все советуют! Так… тихо, Паша! Дыши и успокаивайся. Волноваться мы не бу-у-дем. Волноваться нам нельзя-я! Считаем до десяти-и… Раз… два… …десять! Вдох… выдох… Всё как учили… Молодец! Спокойненько вдыха-а-аем — выдыха-а-аем! Фух! Всё нормально!»
Возвращаться в школу я не хотел. В чужой класс с середины года идти не хотелось. Я пока был не готов. Мне трудно давалось общение с людьми. Преподов я не помнил. Но они ни о чём и не спрашивали. Видно, мама заранее с директором поговорила. Но всё равно смотрели как на уродца в Кунсткамере. Это было неприятно и бесило. Мне было проще заниматься дома. По английскому отец уже нашёл мне репетитора. Начну ходить к ней с нового года три раза в неделю.
Вот с русским всё не так гладко. Пишу без ошибок, но почему пишу именно так, а не иначе, объяснить не могу. Нужно штудировать правила. Теперь понимаю, почему русский язык называют великий и могучий. Там сто-о-олько правил! Мама дорогая! Но делать нечего — будем постигать. Запоминаю я быстро, только вот времени маловато. С литрой намного проще. Я просто слушаю аудио и занимаюсь своими делами. Могу даже уравнения в это время решать. Оно всё равно запоминается. Базаровы, Безуховы, Раскольниковы, Болконские, Чацкие и иже с ними — все разложены по полочкам в моей черепушке и ждут своего часа.
Мне было легко общаться с одной Ксюхой. Сначала, как и ко всем, я относился к ней настороженно. Но потом привык. Она приходила и, не обращая внимания на мою неприветливость и молчание, щебетала как птичка обо всём подряд. Рассказывала про школу, про своих друзей. Причём так смешно показывала их в лицах со всеми их повадками и манерами разговаривать, что я невольно тоже начинал улыбаться. Я уже знал всю её тусовку — Женьку, Толика, Машу и Сергея. Это были две пары. У них были отношения. Только Ксюша была одна.
Я как-то спросил про её парня. Оказалось, что её парнем был я. Я-яя?! Вот это номер! Выходит, что… Что из этого выходит? Стоп-стоп! Волноваться мне запретил психиатр. Ксюха, видно, поняла моё состояние и быстро перевела разговор на другую тему. И я был ей благодарен. Мне как-то стрёмно было об этом говорить. Пока я был не готов к таким разговорам. Вообще не представлял себя чьим-то парнем. А Ксюху обижать не хотелось. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к этой мысли.
Но поверить — поверил. Ведь она ко мне ходит! Если у нас с ней были отношения… Выходит, в той жизни я был в неё влюблён? Пока эта мысль для меня — сложная мысль. Пока мы её думать не будем. Мой психиатр мне запрещает напрягаться и думать о том, что меня может тревожить. Сейчас моя задача восстанавливаться. Это он мне так говорит. Не нужно пытаться ничего вспоминать. У нас с ним есть программа восстановления моей «в хлам пораненной психики». Вот по ентой самой программе я и живу — не напрягаюсь.
Ксюша очень смешливая и всегда готова мне помочь, чего бы ни попросил: или позаниматься, или выйти куда-нибудь. Я пока боялся выходить один на улицу. По городу передвигался, как астронавты по Луне: с опаской. Города я совершенно не помнил. И про аварию тоже. Как со мной всё случилось, мне вкратце рассказал отец. Но дороги и машины на них вызывали во мне какой-то животный ужас. Не мог один переходить через дорогу. Как только нужно было перейти на другую сторону улицы, у меня начиналась паника. Это было ужасно стыдно: мне же не пять лет. Но ничего поделать с этим я не мог.