На самом деле практика у нас была рассчитана на три недели и заканчивалась в середине июля. А потом мы с отцом и Марио едем отдыхать на Сейшелы. Это острова в Индийском океане где-то примерно между Африкой и Мадагаскаром, недалеко от экватора. Я вообще ещё ни разу нигде не был. И для меня само название и расположение звучало, как слетать на Марс. Кстати, у них там в это время зима. Правда температура как у нас в Москве летом.
Я пока никому ещё не говорил про поездку — ни Ксюхе, ни маме. Ксю и так на меня обижена. Думаю, не стоит её расстраивать ещё больше. Вернусь — увидимся. Мы с ней не виделись с прошлого лета, только в скайпе да в ватсапе общаемся, и то редко. Она часто говорит, что скучает, а я… Я не знаю. Мне скучать некогда, просто. Иногда поесть забываю. Отец приезжает, вытаскивает меня с лекций и везёт кормить. Домой возвращаюсь уже вечером. Перекушу по-быстрому тем, что Зина приготовила, и спать. И такая круговерть всю неделю.
В выходные меня обычно с утра забирает отец. Они с Марио недавно переехали жить за город в двухэтажный особняк, который строили несколько лет. А я обитаюсь в их пятикомнатной квартире на двенадцатом этаже высотного дома на Академической. Зина — наша домоправительница. Она работает у отца уже больше десяти лет и сейчас живёт в их доме за городом. А ко мне приезжает три раза в неделю убрать и приготовить еду на два дня. Ну и поругать меня, если я в это время дома, за разбросанные носки и нетронутые контейнеры с едой. Я просто не успеваю съедать всё, что она оставляет. А носки… ну да, бывает, что бросаю и забываю про них. Такой уж я!
А кто такой Марио? О, Марио — это отдельная история и важная часть папиной жизни. Во-первых, он итальянец. Чистокровный. Родился в Марселе. Они познакомились, когда Марио приехал со своим отцом в Москву. Марио тогда было восемнадцать лет, как мне сейчас. Отец у него крупный бизнесмен, и он в Москве собирался открывать сеть итальянских ресторанов-бистро. Моему отцу тогда было двадцать пять, и он только год как женился на моей маме. Они с Марио встретились случайно в одном из павильонов ВДНХ, куда отец приезжал с группой своих сослуживцев по каким-то делам. Именно из-за Марио отец расстался с моей мамой. Отец на самом деле всегда был геем, но скрывал это по понятным причинам. И даже женился, думая, что это поможет ему измениться. А потом вот встретил Марио.
Я, кстати, к вопросу о меньшинствах совершенно спокойно отношусь. У нас на курсе есть парни-геи. В обнимку не ходят, но и особо не скрываются. Сейчас не то, что раньше. Пальцем в тебя уже тыкать не станут. Но это я про Москву. В Ключе у нас ещё «старый режим». Там про себя не скажешь: «Я гей». Вмиг особняком поставят, могут и с работы попереть, и из института. Ну, не попереть, конечно. Но такую жизнь устроят, что сам уйдёшь. Отсталые люди! Провинция!
Так вот, про отца и Марио… Я не знаю, как там у них всё начиналось. Знаю, что Марио вернулся назад в Италию. Они не виделись пять лет, но иногда передавали через знакомого письма друг другу. А от мамы он ушёл сам. Сразу, как вернулся из Москвы. Ушёл в никуда. Не было у него тогда ни угла, ни денег. Мама его не поняла и не простила. Ведь получается, он ушёл, когда я должен был родиться. И от помощи его отказывалась. Им обоим было непросто. И каждый был прав по-своему. Я никого из них не виню. Может, раньше бы и осудил отца, что он нас бросил. А может и осуждал. Я не знаю. Но сейчас я уже вырос и многое понимаю. А он приезжал. И когда я родился, и потом. Всю жизнь смотрел на меня издали и фотографировал. Мама запрещала со мной общаться.
Марио приехал к отцу через пять лет, тоже сбежал из семьи. И они стали жить в съёмной отцовской однушке. Отец тогда только начал строить свой бизнес: три юриста сидели в полуподвальной комнатушке на окраине Москвы и консультировали граждан. Вот так он начинал. Потом за Марио приехал его отец. Был скандал. Но Марио моего отца не бросил и в семью в Италии не вернулся. Через несколько лет они — Марио со своим отцом — помирились, и он стал сначала управляющим в сети ресторанов отца, а потом, когда отец умер — владельцем. С Италией его ничего не связывает. Его отец всё передал в наследство старшему брату Марио. С ним и другими родственниками он отношений не поддерживает. Они его не признают из-за ориентации.
А три года назад Марио и отец ездили в Нидерланды и там поженились.
Сейчас мама с отцом уже примирились и стали общаться. Мама даже приезжала ко мне два раза и жила со мной по нескольку дней. Отец возил нас в кремлёвский театр, в Третьяковку, музей Пушкина, да много ещё куда. Мама, да и я тоже, почти нигде не были. Частенько бывали в главном, самом дорогущем и помпезном ресторане Марио, который сумел маму расположить к себе. Не знаю, простила она отца или нет, но думаю, что простила, раз позволила ему сделать ремонт в нашей ключевской квартире и приняла от него подарок — норковую шубу. Мы вместе ходили её покупать, и я сам выбирал, хотя мама, когда увидела цену этой шубейки, наотрез отказывалась её брать. Уговорил Марио.
Он вообще такой человек — шумный, взрывной, до сих пор в разговоре мешает русские слова с итальянскими. Под его напором редко кто устоять может. Кстати, он в качестве подарка лично от себя преподнёс маме в отремонтированную квартиру новый кухонный гарнитур и зашибенную мебель в гостиную: «…никакие obiezioni** категорически не принимаются, altrochè***, даже слушать не хочу и не буду, обидите на всю жизнь… и бла-бла… и бла-бла…»
С Марио спорить бесполезно, а возражать вообще не имеет смысла. Они с отцом очень подходят друг другу: один взрывной и темпераментный, другой — флегматичный и добродушный. Но самое удивительное, что в их паре лидер вовсе не Марио с его напором, а отец с его спокойным характером. Марио, побегав по комнатам, покричав, позаламывав руки в итоге всегда соглашается с доводами отца, о чём бы ни был спор.
Мама, когда скажу ей про наши планы насчёт отдыха на Сейшелах, думаю, будет только рада за меня. Она очень переживает, что я много учусь и мало, как ей кажется, отдыхаю. На самом деле это не так. Сама учёба для меня уже удовольствие. А отдыхаю я всегда вместе с отцом и Марио. Если у меня есть, конечно, свободное время, и если отец не в отъезде, что бывает часто. Мы ездим в боулинг, картинг-клуб, аквапарк Мореон, где я особенно люблю бывать. Да много где успели побывать за этот год. Я уже привык к Москве, вполне чувствую себя московским жителем.
Пару дней назад мы с отцом заезжали в Охотный ряд перекусить. Марио там тоже открыл свой небольшой ресторанчик итальянской кухни. И там я видел Тимура. Он тоже зашёл в ресторан, но увидел меня и сразу повернул назад. Это было странно и неприятно. Испортил мне настроение на целый день. Я потом, когда вечером пришёл домой, долго об этом думал. Почему он перестал со мной общаться? Я, правда, тоже с ним общаться особым желанием не горел, просто как-то не находилось общих тем для разговора. А эти его рассказы про наше детство, дружбу меня просто бесили тогда. Чувствовал себя неполноценным идиотом.
Мне казалось, что он что-то недоговаривает и попросту вешает мне лапшу на уши. Проверить его слова-то я не мог. Мне можно было что угодно тогда навтирать. В общем, я мало верил его рассказам. А главное, не понимал, зачем ему было меня убеждать, что мы с ним такие не разлей вода друзья? Он, наоборот, этим меня от себя отталкивал. Не давал мне привыкнуть к нему, как-то самому обо всём поразмыслить. Чувствовал себя роботом, в которого впихивают программу, по которой он должен существовать. В итоге я же остался виноват. Даже подойти поздороваться со мной не захотел. Ну, это его дело. Я же не навязываюсь.
Вот то, что его отец насчёт вертолёта для меня договаривался, это да. Было как-то неудобно. Но хотя, его же мой отец об этом просил, не я. Наверное, как-то отблагодарил. Он не любит в долгу оставаться. А я если и был раньше знаком с родителями Тимура, теперь их даже и не узнаю. Да и, если честно, не хочется встречаться с людьми, которых я не помню. Неприятно ловить на себе сочувствующие взгляды, будто я неполноценный какой-то. Бесит!