Возбуждение нарастало с неимоверной, ускоряющейся силой, неумолимо накрывая нас лавиной приближающегося оргазма. Мы ничего не видели вокруг, сфокусировав все мысли и действия на удовлетворении жадной, поглотившей нас целиком животной похоти. Глеб отпустил мою руку, упал на подушку и, выгнувшись струной, протяжно, надрывно закричав, выстрелил струёй, оросив живот и грудь липкой, обильной слизью. Видимо, его воздержание, как и моё, было настолько длительным, что его пульсирующий в моей руке член продолжал и продолжал выталкивать остатки спермы — ещё и ещё… Я кончил следом, в изнеможении упав на скользкую от наших бурных оргазмов грудь Глеба.
Этот внезапный, мало поддающийся разумному объяснению спонтанный секс положил начало нашим отношениям. С этой безумной ночи мы с Глебом стали любовниками.
Полгода спустя…
Октябрь… В Москве, на удивление, стоит тёплая, сухая погода. Пасмурно, но тихо и безветренно. Обожаю такую погоду. Не жарко и не холодно. С деревьев ещё не опала листва, и город окутан багряно-охровой дымкой готовящейся к зиме природы. Золотая осень, воспетая не одним поэтом!
Я гуляю по Арбату. С некоторых пор Глеб больше не противится моим одиночным «вылазкам», но всегда по моему возвращению в нашу «берлогу» требует подробный отчёт — где был, что видел. Обычно это происходит вечером за ужином, который мы готовим вместе. Вместе… Это ёмкое слово полгода назад плотно зашло в мою жизнь. Да, теперь мы вместе. Мы, как это называется — пара. Так случилось… И я, наверное, этому даже рад. Мне рядом с Глебом живётся спокойно и комфортно. Он не требует от меня ни изъявления пылкой страсти, ни признаний в любви до гроба. Мы не строим планов на будущее. Мы живём каждый день — здесь и сейчас.
Именно поэтому наши отношения меня не напрягают, и я за это ему благодарен. Глеб никогда не говорит о своих чувствах, не спрашивает меня, что я к нему чувствую. Мы вообще не затрагиваем эту тему, и за это я ему тоже благодарен. Если бы было по-другому, то я не думаю, что наши новые отношения продлились бы долго. А так — всё более, чем нормально: Глеб — классный парень, преданный друг и умелый любовник. Чего ещё желать?
А любовь? Любовь — это как очень редкий и ценный минерал, который доступен лишь немногим избранным. К тому же со временем он теряет свои ценные качества и превращается в простой бесполезный камень. Во всяком случае, немногим удаётся сохранить эти его ценные свойства на долгие годы. У меня был такой, но его отняли. А другой мне не нужен. И потом… оказалось, что можно вполне прожить и без него. Ferrari тоже может себе позволить не каждый, но никто из-за этого не страдает. Вполне комфортно катаются на других, менее шикарных авто. Всему и всегда можно найти замену и не чувствовать себя при этом обделённым.
На Арбате сегодня проходит какая-то осенняя ярмарка, типа — «Дары осени» или что-то в этом роде. Множество торговых ларьков, лотков, украшенных охапками веток с жёлто-красной листвой и гроздьями ягод рябины, калины, боярышника — кто во что горазд. И толпы гуляющего народа возле них: кому-то что-нибудь купить, а кому-то, как мне, просто поглазеть. Продавцы наряжены в разнообразные костюмы в традициях Старой Руси, надетые прямо поверх курток и ветровок. Всё-таки уже не лето, и на улице достаточно прохладно для лёгких сарафанов и косовороток. Тут же ещё не закрытые с лета уличные кафе, отгороженные от основной площади балюстрадами — заходи в любое и наслаждайся американо, капучино, латте с молочной «пушистой» пенкой, а то и чем покрепче — кому что нравится. Шумно, весело — толкотня, музыка, крики зазывал к лоткам с разнообразным товаром: «Только сегодня!.. Только у нас!.. Не проходите!.. Не пропустите!..»
Я тоже решился на покупку. На одном из лотков с сувенирами увидел смешных Домовят в платье из рогожки, в маленьких смешных лапоточках, с цветным колпачком на пшеничных пушистых вихрах, с забавной рожицей и веником в руках. На венике висит «телеграммка» с пожеланием добра и достатка «вашему дому». Их там стояла целая «батарея», и я никак не мог определиться — какого выбрать. При близком рассмотрении они были уже не так хороши: у кого-то улыбка кривовата, у кого-то глаз косит. В общем, довольно средняя кустарная работа. Но почему-то без Домовёнка уходить не хотелось. Я уже ему и место дома придумал — в кухне на стенке у стола. Наконец потянулся за одним, как сзади кто-то хлопнул меня по плечу…
Я обернулся. Пашка…
— Привет! А я смотрю: знакомая личность вроде. Присмотрелся — точно — ты! Что-то покупаешь?
— Да, так… Ничего особенного. Хотел Домовёнка купить, на кухне повесить.
— О! Прикольные! Мне нравятся! Слушай, а давай я тебе его подарю? Хочу сам выбрать себе и тебе. Ты не против? Ты ведь столько для меня сделал… — он несильно толкнул меня в плечо, — в больницу ко мне тогда ходил… и вообще. А я даже «спасибо» тебе не сказал.
Он опять повернулся к прилавку, разглядывая Домовят.
— Всё, я выбрал. Смотри, как тебе этот?
И он протянул мне именного того, которого я собирался купить раньше.
— А себе вот этого возьму. Девушка, сколько с меня?
Я стоял рядом парализованный, не в силах вымолвить ни слова. Стоял, как болван, и кивал на каждый Пашкин вопрос. И не отрывал от него глаз, не веря, что это он — Пашка — стоит рядом, оживлённый и улыбающийся.
До меня даже сразу не дошло, что он собирается купить мне эту кустарную безделушку, про которую я тут же забыл, только увидев его.
А он поднял двух Домовят на уровень лица и покрутил ими рядом со своей лыбящейся мордахой:
— Ну как? Который твой — угадай!
Видя моё глуповатое выражение лица, хмыкнул и посмотрел на одну из кукол:
— Вот этот твой! Мой тебе подарок!
Я автоматически взял протянутую мне поделку.
— Пошли, посидим где-нибудь. Ты как? Не торопишься?
Я кивнул:
— Пошли.
Напротив как раз было кафе. Мы выбрались из толпы зевак у прилавка, прошли и сели за свободный столик.
— Чур, плачу я! Возражения не принимаются! — с улыбкой произнёс Пашка и пододвинул ко мне лежавшее на столе меню.
— Выбирай, что будешь!
— Американо.
— Отлично! А я буду латте. Ну, где там кто? А, вот… идут!
Пашка сделал заказ и опять взглянул на меня:
— Ты не изменился, опять молчишь. Всегда такой молчаливый?
— Да нет. Просто не ожидал тебя здесь увидеть. Ты теперь в Москве? Где-то учишься?
Нам принесли наш кофе, и Пашка, прихлёбывая горячий молочный напиток, стал рассказывать о себе. А я опять молчал и слушал, впитывая каждое слово, и смотрел, впитывая каждую чёрточку незнакомого мне парня, который всё же был Пашкой, моим когда-то Пашкой. И только я знал и помнил об этом. Только я. Для него я был просто Тимур — знакомый из города Ключ. И не более того. И хоть я это уже давно принял, всё-таки эта мысль кольнула внутри, всколыхнув забытые эмоции — горечи и жгучей тоски.
Пашка, наверное, что-то заметил в моём взгляде, потому-что остановился на полуслове и вопросительно посмотрел на меня:
— Тимур, ты извини, я тут разболтался… А про тебя ничего не спрашиваю. У тебя всё в порядке? Ты выглядишь как-то не очень весело… Что-нибудь случилось?
— Нет-нет, Паш! Тебе показалось. Всё у меня нормально. И я рад, что у тебя тоже всё отлично.
— Да. Знаешь, у отца полгода назад был микроинфаркт. Мы, конечно, сильно попереживали с Марио. Но, слава богу, всё обошлось. Теперь Марио взял его под жёсткий контроль, чтобы не перерабатывал и побольше отдыхал. Он у нас, знаешь ли, страшный трудоголик. У него бизнес свой. Кроме Москвы ещё филиалы в других местах. Мотается постоянно туда-сюда… Вот и «намотал» себе микроинфаркт. Может, теперь немного о себе подумает.
— Ну… я рад, что с твоим отцом теперь всё в порядке. Слава богу, что всё обошлось! А кто такой Марио? Я не совсем понял…
— Марио? Только не удивляйся… Он супруг моего отца. Они гейская семья, понимаешь? Так вышло, что мой отец — гей. Они вместе давно, уже лет около пятнадцати… ну, где-то так, неважно. Ты ведь ничего не имеешь против меньшинств?