Я хотела свою малютку, свою принцессу. Я умоляла Бориса вернуть мне мою дочку. Мне ничего не надо, только отдайте мне её, и я уйду. И всё забуду. Только верните!
Я случайно узнала от одной из горничных, что мою Алиночку эти уроды назвали Евой. Идиоты! Как можно было назвать моё сокровище именем этой потаскухи-прародительницы? Ева! Только в маленькую никчёмную змеиную головку его полевой мыши могло прийти это идиотское имя! Тупая извращенка! Сама ты, блять, Ева недоделанная! Ходячий детский могильник, не способный выносить ребёнка!
Мою доченьку зовут Алина! Алиночка! Аленький мой цветочек!
— Я всё равно вырву тебя из тигриных лап! Мы уйдём от них далеко-далеко и будем жить только вдвоём — я и ты! Твоя мамочка обязательно что-нибудь придумает!
Но ничего придумать я не успела, оказавшись через месяц в Москве пленницей этого чудовища.
И вот наступил день, когда я должна наконец вырваться из лап когда-то любимого, а сейчас люто ненавистного мне тигра — моего тюремщика и насильника, отнявшего у меня мою девочку. Я дождалась, когда в коридоре всё стихло, и осторожно выглянула за дверь. Мамзель умчалась, оставив её открытой. Этого я и добивалась!
«Идиотка! Завтра тебя выкинут отсюда, как и твоих предшественниц! Так вам, клушам, и надо! Ради вонючих денег готовы на всё! Плевать, что я медленно подыхаю в этой клетке! Вам меня не жалко!»
Я уже успела переодеться в мягкие трикотажные брюки, футболку и толстовку. Теперь нужно осторожно пройти вниз в гардеробную. Там моя верхняя одежда и обувь для прогулок. Потом через кухню пройти к двери служебного хода, затем быстро пробежать расстояние до ворот. Охрана сидит у центрального входа с другой стороны дома. Эти же ворота всегда на замке. Но в них есть небольшая дверца. А от этой дверцы у меня есть ключик. Я его раздобыла у одного из охранников. Я давно заметила, как он на меня смотрит. Молодой парень, ничем особым не примечательный. Он появился здесь месяца четыре назад, и я бы даже не обратила на него внимания (все его охранники были для меня просто тупыми марионетками), если бы он так на меня не пялился. Однажды решила с ним заговорить. Моя тюремщица как раз отошла ненадолго, оставив меня на его попечение. Дура! Так началась моя тайная дружба с Егором. Наши отношения были определены сразу: он хотел меня, а я хотела на волю.
В доме все спали: была глубокая ночь. Я потихоньку спустилась по лестнице. Постояла, прислушиваясь… Тихо. Пробежала по коридору в гардеробную, быстро схватила пуховик, шапку и короткие сапожки-дутыши. Решила, что оденусь уже возле двери, на выходе. Не хотела задерживаться ни на минуту: страх быть пойманной гнал вперёд. Самое опасное — незаметно пробежать до ворот. Конечно, камеры меня зафиксируют, но их проверят только завтра утром, если мамзель не очухается и не вспомнит про незапертую дверь, и не обнаружит моё исчезновение ещё раньше. А я уже тем временем, надеюсь, буду далеко. Поэтому сейчас нужно торопиться! Дверь из кухни на улицу была закрыта на задвижку: никому из обслуги и в голову не могло прийти, что у сумасшедшей идиотки, какой меня тут все считали, хватит ума сбежать.
Лампочка у входа не горела, что мне было на руку. Я осторожно прикрыла дверь кухни и, ещё постояв секунду прислушиваясь, пулей полетела к воротам. Всё! Я почти у цели. Теперь открыть дверцу. Замок никак не поддавался. Видимо, дверь давно никто не открывал. Пальцы уже начали коченеть на морозе, сердце выскакивало, глаза застилал пот, а я всё пыталась провернуть застрявший в одном положении ключ. Ничего не получалось. Я заплакала, подвывая от злости и беспомощности, проклиная всё на свете — себя, свою несчастную судьбу, ненавистного гада, превратившего мою жизнь в ад, всех своих тюремщиков и весь род человеческий, которому было наплевать на мои мучения. Скулила и проклинала, не переставая дёргать чёртов ключ окоченевшими пальцами. Вдруг внутри что-то щёлкнуло, ключ повернулся, и дверь дрогнула, слегка приоткрывшись.
«О Господи! Слава тебе!»
Я выскочила наружу и с быстротой молнии побежала по заснеженному полю к темнеющему вдалеке лесу. До него было не больше двухсот метров, как объяснял мне Егор, но мне эта дорога показалась вечностью. Бежать уже не получалось. Снег к середине стал глубоким, и теперь каждый шаг давался с трудом. Я спотыкалась, падала, поднималась и брела дальше, бороздя рыхлые сугробы. Пальцы рук без варежек уже ничего не чувствовали, глаза застилала пелена, сердце выскакивало из груди, отдаваясь набатом в висках. Наконец вся в снегу, без сил, я добралась до опушки. Это был на самом деле не лес, а лесопосадки. За ними шла дорога, где меня должен ждать Егор. Связи у нас, естественно, не было. Я очень надеялась, что он меня всё ещё ждёт. Иначе все мои мучения — всё зря.
Два дня назад он передал мне записку, в которой написал план моего побега. Всё, что мне было нужно — устроить скандал горничной, довести её до истерики так, чтобы она забыла запереть дверь. Что-что, а скандалы устраивать я умела! И всё-таки его план был чистой воды авантюрой и мог провалиться на любом этапе от любой случайности. И, может быть, оттого, что всё это было от начала и до конца абсолютным безумием — план удался. Вот только ждёт ли он меня ещё? Время приближалось уже к пяти часам утра, и он мог уехать, решив, что мне не удалось вырваться из дома. Я преодолевала последнюю преграду: продиралась сквозь мёрзлые кусты, ветви и сучья, перелезая через, бог знает какие завалы, запорошенные снегом. Едва живая выбравшись из этой чёртовой лесополосы и тут же по пояс провалившись в кювет, я разрыдалась. Сил больше не было, а руки уже не слушались. Темно, я в яме по пояс в снегу, полуокоченевшая, и никого вокруг. Помощи ждать неоткуда, а самой мне уже не выбраться — просто нет сил.
Я стояла и плакала уже навзрыд, понимая, что здесь и останусь. Утром кинутся на поиски и найдут в яме окоченевший труп сумасшедшей идиотки. И вдруг перед собой сквозь слёзы увидела протянутую руку. Я на мгновение замолчала и подняла голову: вверху, наклонившись ко мне, стоял Егор. Я из последних сил ухватилась за его руку окоченевшими пальцами. Я рычала и визжала, как раненая волчица, но руки Егора не выпускала, хотя было чудовищно больно. Мне казалось, что пальцы сейчас отвалятся или уже отвалились.
Он подтянул меня рывком и, ухватив за пуховик другой рукой, вытащил из кювета. Мы упали на обочину и лежали неподвижно какое-то время. Потом он помог мне подняться, отряхнул и довёл до автомобиля, стоявшего метров за двадцать отсюда. И наконец я окунулась в тепло, не без помощи Егора забравшись на заднее сиденье. Я буквально повалилась кулём, не в силах сидеть, держа перед собой огнём горевшие пальцы. Лежала и тихонько подвывала. Егор сразу же рванул с места, сказав, что ехать прилично и надо успеть, пока не начало светать. Боль постепенно успокаивалась, оставив только несильные покалывания, и я уснула.
Тимур
Пашка спал наверху, а мы с Таей сидели внизу в просторной кухне-столовой на широком удобном диване и разговаривали, попивая зелёный чай.
— Даже не знаю, что тебе сказать, — начала Тая, сделав глоток из тонкой фарфоровой чашки.
Мы приехали к Тае два часа назад. Она встретила нас одна. Её помощница, как Тая её называла, так и не вышла из своей комнаты, хотя мне было очень интересно увидеть ещё одного человека из их мира. Пашка немного нервничал, но старался казаться спокойным. Я его понимал: не слишком приятно встретиться со знакомым, которого не помнишь. Но Настя была приветлива, к Пашке особо не приставала, и он постепенно расслабился и даже начал улыбаться и принимать участие в разговоре.
В основном мы вспоминали наше детство — летние месяцы в деревне. Лазанье по заборам, купание в Пестрянке, хождение в лес по грибы-ягоды, вечерние посиделки на поляне у костра, рыбалку — всё, что приходило на ум, и в чём Тая, как наша подружка, принимала участие. В общем, врали сообща напропалую. Настя совершенно непринуждённо перешла к рассказу о кристаллах, которые я тут же достал. Заготовленная легенда — всё, как договаривались: Урал, дед-геолог, неразгаданная загадка природы, источник энергии, подарок нам на память.