Вдруг вспомнилось его: «Не могу не любить!» — полоснувшее болью.
«Он это специально мне сказал, намекнул, типа, что пора нам уже с нашей «дружбой» завязывать. Поэтому и сказал. А я, как последний идиот, домой ещё к нему примчался. Вот я его достал! Скажет, ни днём ни ночью покоя нет, и никакой личной жизни из-за этого чмошника — везде за собой таскает!»
И вдруг ещё сильнее полоснуло стыдом, бросив в жар и мгновенно высушив слёзы:
«Бля-яя! Я в кровать к нему залез! Мама!!! Пи-и-пе-е-ец! Во — позор! Господи, стыдоба! Он же утром всем своим видом показал, как ему противно! Отскочил от меня, как будто ему в кровать змею подкинули! А прижимал-то он к себе кого? Ясно кого — говнюк ему всю ночь снился. Боже! Умереть со стыда можно! Нахрена он вообще столько времени меня терпел? Волонтёр, бля!»
Меня охватила злость: «Он со мной, как с последним идиотом, а мне ещё и стыдно? За что стыдно-то? Это он гей, не я. Я ничего такого не имел ввиду, просто мне тогда было плохо. Я, может, искал защиту… Сука, нашёл у кого её искать! А он от меня шарахнулся, как от прокажённого. Ему было противно!»
Я вернулся в спальню и лёг, укутавшись с головой в одеяло: меня мелко трясло от холода.
«Жалость, блять, ко мне проявлял! Думал, я спасибо за это скажу? Ты относишься ко мне, как к дауну, а я тебе «спасибо»? А кто ты есть — натуральный даун! Над тобой в душе смеются, а ты ходишь слепой и глухой, ничего не замечаешь! Сука, как же обидно! Как болит! Не хочу его больше видеть! Сам встанет и отвалит — без меня!»
Я быстро поднялся и, отодвинув дверцу шкафа, оделся во что попалось под руку. Написал записку и, бросив листок на столик в гостиной, вышел из дома.
«Всё! С дружбой покончено! С сегодняшнего дня начинаю новую жизнь — самостоятельную! И никаких Тимуров! Пусть катится ко всем чертям или к своему говнюку».
Выехал на кольцевую и гнал, как сумасшедший. Мне было всё равно, куда ехать — просто ехал вперёд в потоке других машин. К отцам ехать не хотелось, а больше было некуда: нужно было выждать время, когда Тимур встанет, найдёт записку и уйдёт из квартиры. Для себя определил примерное время — девять утра. Решил остановиться, где-нибудь пересидеть, в каком-нибудь кафе. Вот и оно — кафе «Шоколадница».
Поискал где припарковаться — негде. Поехал дальше. Но, немного проехав, решил вернуться домой, вернее — поближе к дому.
«Остановлюсь где-нибудь неподалёку и пересижу в машине. Он уже, наверное, проснулся и увидел записку. Может, пока доеду, уже уйдёт».
Началась метель, видимость снизилась почти на ноль: дворники не успевали счищать со стекла снег, оставляя за собой мокрую полосу. Сзади меня ехала «Лада». Я давно заметил, как она «лавировала» между автомобилями, то и дело обгоняя впередиидущие.
«Какого хрена? Вот придурок! Чё, бля, не сидится тебе на месте? Куда ты, нахуй, прёшь, еблан?»
Я начал нервничать, но ехал, не сбавляя скорость.
«Хер ты у меня вперёд проскочишь! Тут ты, бля, не угадал!»
Это идиот решил объехать меня с обочины. Он уже вырулил, не сбрасывая скорость, и тут машину резко развернуло и понесло юзом на встречку.
«Бля, сука, куда ты…»
Додумать я не успел. Послышался визг скользящих шин. Машину закрутило и бросило под колёса ехавшего навстречу КАМАЗа, который буквально подмял «Ладу» под себя, протащил несколько метров и остановился. Я выехал на обочину и заглушил мотор. Дворники по-прежнему работали, гоняя туда-сюда комья мокрого снега, облепившего лобовое стекло. В воздухе творилось какое-то мракобесие. Рядом останавливались другие авто. Водители выскакивали, хлопая дверцами, и бежали к месту аварии.
А я всё сидел, не в силах тронуться с места. Передо мной стояла картинка: летящая навстречу оранжевой громаде зелёная «Лада». Я вдруг осознал, что только что на моих глазах оборвалась чья-то жизнь, оборвалась глупо и бессмысленно. А может, не одна? Сколько людей было в старенькой «Ладе», которая минимум уже лет пять должна была спокойно ржаветь на автомобильном кладбище?
Я выбрался из машины и побрёл к месту аварии, преодолевая снежную беснующуюся круговерть. Водитель КАМАЗа сидел, привалившись к колесу своего монстра, обхватив голову руками и покачиваясь, как болванчик, из стороны в сторону.
Передней части «Лады» было не видно, да её и не было: к бамперу КАМАЗа была прилеплена груда железного металлолома, бывшая ещё несколько минут назад автомобилем. Задняя дверца валялась в нескольких метрах, а в сплющенном проёме, внутри, на сиденье, лежала молодая женщина. Видна была только голова в сиреневой шапочке, профиль лица и серый капюшон пуховика, отороченный белым мехом. Туловище было погребено под изломанным верхом автомобиля. Она лежала на боку, видимо, спала и, возможно, умерла во сне, так и не осознав этого. Прядь светлых волос, выбившуюся из-под шапочки, трепал ветер, задувая снег на шапочку, на красивое алебастровое лицо.
Толпа зашевелилась и стала рассеиваться: приехали гаишники. Я тоже пошёл к своей Аннушке и выехал из автомобильного ряда, пока всё не оцепили, и была ещё такая возможность. Встревать в разборки по факту аварии и выступать свидетелем случившегося мне совсем не улыбалось. И так было понятно, что виноват погибший водитель «Лады». Разберутся без меня — свидетелей и так достаточно, да и картина происшествия говорила сама за себя: всё было видно невооружённым глазом. Водилу КАМАЗа обвинить было не в чем, он ничего не нарушал. Успокоив себя таким образом, я поехал домой.
Тимур
Меня разбудила Пашкина беготня: то он спустился вниз, то опять поднялся, то опять спустился… Я уже окончательно проснулся и ждал, когда он опять поднимется и, по обыкновению, заглянет в мою комнату. Не дождавшись, пошёл в ванную. Принял душ, оделся и с радужными мыслями зашагал по лестнице вниз:
«Наверное, решил приготовить завтрак. Интересненько! Хотя чего его готовить: холодильник забит нетронутыми контейнерами с едой».
Пашки не было ни в гостиной, ни на кухне — нигде!
«Странно! Куда это он с утра намылился? Может, машину решил проверить?»
В гостиной на столике увидел листок бумаги. Прочитал, наклонившись, неровные скачущие строчки:
«Я уехал. Появились дела. Будешь уходить, просто захлопни дверь. Спасибо за помощь. Удачи!»
Я повертел бумажку, перечитал ещё раз и озадаченно сел на краешек кресла.
«Куда уехал, какие дела? За что «спасибо»?»
Ничего не понял и набрал Пашку. Телефон ответил: «…вне зоны».
Моё беспокойство увеличивалось с каждой минутой. Я зашёл на кухню: на столе стояла открытая бутылка минералки и никаких следов, что он позавтракал. Получается, ему позвонили, он сорвался и уехал, даже не разбудив меня.
«Так торопился или будить не хотел? Почему ничего не объяснил: куда поехал, что за дела? Может, в посёлок к отцам?»
Звонить им было неудобно. Если он не там, только зря их всполошу, а если там, то сам додумается позвонить, или Марио заставит. Он — человек въедливый и обязательно поинтересуется, предупредил меня Пашка или нет, что уехал. Оставалось только ждать.
Была ещё одна мысль, что он отправился к Тае. Он собирался, но потом похороны, потом его состояние после похорон… Так и не собрался.
«Может, сейчас решил? Но это тоже странно! С утра, не поев, не предупредив меня? На пожар, что ли? Да нет! Не к ней, точно!»
Так ничего и не придумав, я решил пойти позавтракать.
«Вернётся — расскажет! Чё голову ломать? Если бы было что-то «из ряда вон», он бы по-любому меня разбудил и сказал. Значит, ничего существенного».
Так я себя успокаивал, хотя тревога внутри не проходила. Взял первый попавшийся контейнер: в нём были котлеты. Положил две на тарелку и закинул в микроволновку. Открыл ещё один — с винегретом. Чай греть не стал: налил в стакан минералки. Зина, конечно, отменный кулинар: всё было вкусно до чрезвычайности. Поев с аппетитом, несмотря на беспокойство о Пашке и некоторый «псих», убрал со стола и пошёл в свою спальню, решив, что если не приедет и не позвонит в ближайший час, всё-таки наберу Марио. А пока застелил постель и уселся с планшетом.