Минут через десять прошли и слёзы, и кашель: Пашка лёг, свернувшись калачиком, всё ещё изредка негромко всхлипывая. Я укрыл его пледом и провёл рукой по волосам, убирая упавшие на глаза пряди.
— Расскажешь, что случилось? Или полежишь немного, успокоишься?
— Полежу. Не надо, не гладь меня. Иди, я один побуду.
— Паш, я боюсь тебя одного оставлять. Вдруг тебе ещё что привидится?
— Я чё, псих по-твоему? Иди, подогрей чего-нибудь. Есть охота.
Блин! Я не знал, что мне делать. Как его оставлять одного в таком состоянии? А то, что он ещё в неадеквате, был уверен. И аптечка была внизу. Я, правда, не знал, есть ли там что-то успокоительное, но рассчитывал хотя бы найти валерьянку. Всё-таки решил сходить.
— Паш?
— Ну чё? — буркнуло в ответ лохматое чудовище.
— Идём вниз. Там на диване полежишь. Я тебе телик включу, поесть разогрею. Ты же в постели ужинать не собираешься?
— Ладно! Пошли! — опять пробурчал Пашка, дотрагиваясь до синяка на щеке, тут же ойкая и отдёргивая руку.
— Щёку мне прокусил, придурок! Чё, делать было нехер?
— Ага, Паш, это я от скуки. Дай, думаю, суслику щёку прокушу, а то чёт молчит всё да молчит. Скука смертная с ним!
— И чё, щас весело?
— Обхохочешься!
— Иди! Мне в ванную надо. Ополоснусь и приду.
— Иди ополаскивайся, я подожду.
— Ты чё, бля, караулить меня вздумал? Пошёл нахер отсюда!
— Только вместе с тобой. Можешь со психу откусить себе палец, я всё равно никуда не уйду. И харе тут из себя беременную истеричку изображать. Быстро зашёл, ополоснулся и вышел! Ясно?
— Да пошёл ты…
— Вот и ладненько! Исполняй!
Пашка достал из шкафа чистое бельё и закрылся в ванной.
После душа выключил режим «агрессора» и включил режим «молчуна». Я был не против, решив, что психолог из меня всё равно никакой, а игра в молчанку ему скоро и самому надоест: долгое молчание было не в его характере. Мы поужинали, я убрал со стола, включил посудомоечную машину, с усмешкой подумав, что, по всей видимости, работа на кухне автоматически перешла в мои домашние обязанности. Только вот с самим домом пока что было неясно.
Из гостиной донёсся Пашкин голос:
— Тём, давай выпьем чего-нибудь?
— Ром, коньяк, виски?
— Иди нафиг! Сладенького хочу. Давай Маргариту.
— Я так понимаю, это коктейль?
— А ты не в курсе?
— Пить — пил.
— Там ничё особого — текила, лайм и ликёр Куантро. В баре всё есть, пропорции в инете.
— Окей! Иди дави лайм.
Через пятнадцать минут коктейли в широких бокалах на тонкой ножке с «присоленными» краями и блюдце с кружочками лайма стояли на столе.
— Ну, за что будем пить? — спросил я Пашку, подняв свой бокал.
— Просто будем пить. Тём? — посмотрел он на меня, трогая квадратик пластыря на укушенной «врагом» щеке.— Мне счас правда не слишком весело. Почему — не спрашивай. Просто посидим. Хочешь, расскажи что-нибудь, — он кривовато усмехнулся, — из нашей с тобой прошлой жизни. Может, меня и отпустит.
— Что ты хочешь, чтобы я рассказал?
— Расскажи о нас с тобой. Как у нас всё было? Я сейчас не про детство.
— Хорошо, если ты хочешь.
Я задумался. Пашка поглядывал на меня, но не торопил. Мы молча потягивали Маргариту. Часы отсчитывали минуты, а я всё сидел в раздумье, не зная, с чего начать.
Да, сложную задачку задал мне мой суслан: рассказать об интимной стороне наших с ним отношений.
Как всё начиналось… А как всё начиналось? Как можно словами описать все свои мысли, чувства и переживания? Как передать свои метания, его первый порыв, его признание мне в любви от безысходности в лапах Урода? Тем более, что про Безвременье я рассказать не мог. Пашка посчитал бы это моей очередной выдумкой и полным бредом. В общем, задачка у меня была сложная. Но он ждал, и я, как мог, поведал ему о всех перипетиях нашей с ним непростой истории любви. Обо «всех» — это, конечно, сильно сказано: я ограничивался общими словами, даже близко не выражающими того, что мы тогда чувствовали, какие громы и молнии бушевали в наших сердцах, каким нелёгким было преодоление препятствий на пути к короткому, но такому ёмкому словосочетанию: «мы — пара».
Он слушал и не перебивал, но я замечал, как что-то промелькивало в его глазах. Это что-то было мне непонятно и вызывало внутренний диссонанс. Как-будто он слушал, но не слышал мой рассказ, думая о чём-то своём. Это выбивало из колеи, и я никак не мог настроиться на общую с ним волну. Мне даже казалось, что мой рассказ для него не слишком важен, а лишь является фоном, своеобразным «антуражем» к нашему застолью. Я начинал чувствовать себя полным идиотом, впустую сотрясающим воздух. Не стал рассказывать про тот злополучный Новый год, закончив своё повествование на радужной ноте. Наконец замолчал и потянулся за бокалом.
— А что потом произошло?
— Я тебе уже про это рассказывал, Паш. В подробности вдаваться не хочу, не хочется этими воспоминаниями портить наш вечер. Давай лучше поговорим о нас сегодняшних.
Но Пашка как-будто меня не слышал.
— Расскажи про свою девушку. Её, кажется, звали… Лена?
— Тебе Ксюша сказала?
— Допустим. Так расскажешь?
— Я же сказал, мне не хочется всё это вспоминать. Зачем тебе?
— Я хочу знать, какая она была? Ты же был влюблён в неё?
— Был.
— Расскажи.
— Паш? Это всё прошло, и не хочется ворошить. Мы плохо расстались.
— Ты мне сказал, что хочешь всё вернуть. Я не против, Тём, правда. Не смотри на меня так. Я бы тоже хотел. Но у нас всё должно быть по-честному, поэтому я хочу знать о тебе так же всё, как ты знаешь обо мне. Расскажи мне про Лену.
Я кивнул, отпил из бокала и начал рассказывать про Ленку. Пашка сразу переменился: пропало бесстрастное выражение лица и этот непонятный мне отсутствующий взгляд. Он поёрзал в кресле, весь подался вперёд и стал внимательно слушать. Было видно, что ему интересно всё.
Мне же эта тема сама по себе была не слишком приятна, и уж тем более, что слушателем был Пашка. Поэтому я сильно не распространялся, но постарался, как он и хотел, быть честным, рассказывая про главное «препятствие» на пути к нашим «недружеским» отношениям. Пришлось рассказать про наши с ней «взрослые» отношения, про наше, как тогда казалось, временное расставание, про свои метания, про мой разрыв с Ленкой и про её подлый поступок, разрушивший наш мир и чуть не погубивший Пашку.
Рассказ был не из лёгких и порядком меня вымотал. Никогда не думал, что мне придётся перед кем-то «освещать» значительный и немаловажный кусок своей жизни — историю моей первой любви, сопровождавшую меня по доброй трети моей жизни и закончившуюся так гадко.
Я решил сделать вторую порцию Маргариты и вышел на кухню, оставив Пашку «переваривать» услышанное, а самому обдумать неожиданные слова Пашки и проанализировать этот наш странный вечер, посвящённый вытаскиванию «скелетов» из моих шкафов.
Не так давно я пришёл к одному очень мудрому выводу, основанному на печальных событиях моей не слишком длинной жизни: в жизни ничего не бывает случайно — есть какая-то невидимая взаимосвязь между происходящими событиями. В нашем случае эта взаимосвязь чётко прослеживалась: один поступок повлёк за собой цепочку последующих и в итоге привёл к катастрофе, последствия которой едва не погубили Пашку, да и меня тоже. И мы до сих пор всё ещё пытаемся преодолеть эти последствия, пытаемся выбраться из лабиринта Минотавра, куда загнала нас наша судьба. И, может быть, моя непроходящая к Пашке любовь и есть та самая нить Ариадны, которая поможет нам найти выход и вновь воссоединиться.
Если бы всё зависело только от меня!
Когда я зашёл в гостиную с двумя бокалами свежеприготовленной Маргариты, Пашка сидел в той же позе, в которой я его оставил, напряжённо всматриваясь в пространство перед собой. Он даже не обратил внимания на моё появление, а когда я его окликнул, вздрогнул всем телом, окинув меня испуганным взглядом. В этот момент раздался рингтон моего смартфона в кармане джинсов. Я поставил бокалы на столик, достал вибрирующий смарт и взглянул на ярко-оранжевый дисплей. Звонок был от мамы. Я нажал на кнопку вызова и вернулся в кухню.