— Ещё раз! Бог троицу любит! — хитро сощурился Пашка и подставил вытянутые трубочкой губы. Я тут же накрыл их коротким поцелуем.
— Идём, вымогатель! Если продолжим, боюсь, поход в гости придётся отложить, а нас ждут.
Пашка хмыкнул, ткнул меня в бок, сверкнув озорным глазом, и мы пошли в кухню перекусить перед дорогой.
Через полтора часа мы подъезжали к знакомому особняку. Тая в короткой песцовой шубейке и белой вязаной шапочке с большим пушистым помпоном поджидала нас у открытых настежь ворот. Площадка перед домом была очищена от снега, а с правого края, метрах в двух от забора, росли три небольшие ёлочки. Сейчас они были наряжены самодельными игрушками из разноцветной глянцевой бумаги и фольги и увешаны гирляндами-цепочками, тоже из бумаги. От ёлочек к дому тянулся провод, видимо, вечером зажигали иллюминацию.
Мы заехали во двор и вышли из машины. Пашка приветственно махнул хозяйке и побежал закрывать ворота, а я подошёл к улыбающейся Тае и слегка приобнял.
— С Новым годом, лесная царевна!
— С Новым счастьем, Тимур! — засмущавшись моим объятьям, ответила Тая. — Я так рада вам, сказать не могу! Паш, ты, по-моему, ещё красивее стал, светишься весь! — улыбнулась она подошедшему Пашке.
— Ага, как китайский фонарик! — хмыкнул Пашка, протягивая Тае упакованный в золотистую фольгу букет белых фаленопсисов. — Привет, Тая! Это тебе! С Новым годом! — и, оглядев Таю, добавил с улыбкой: — Вот ты действительно выглядишь потрясно! На снегурочку похожа!
— Спасибо, Паш, Тимур! Совсем меня засмущали! И тебя, Пашенька, с Новым годом!
Было видно, что ей приятен Пашкин неуклюжий комплимент: она раскраснелась от похвалы. А уж цветы, как особое внимание, любят все женщины, невзирая на возраст.
— Мальчики, идёмте в дом! У меня уже готов стол!
Я, пока Тая с Пашкой направлялись к дому, быстро достал с заднего сиденья коробку с тортом и бутылку вина, одну из тех, что нам подарили Пашкины отцы, а также пакет с подарками, и побежал догонять Таю и суслика в ярко-красном пуховике и длинном белом шарфе с пушистыми шариками на концах, напоминающего Санту.
Да-аа! Стол, застеленный ярко-синей скатертью с окантовкой по краям с рисунком снежной изморози действительно «был готов» — просто ломился от разнообразных блюд, закусок, ваз-горок с фруктами и сладостями, а в центре возвышалась бутылка шампанского.
Пашка дурашливо потёр руки и сделал страшные глаза:
— Вот эт-то мы удачно зашли!
Мы с Таей переглянулись и невольно рассмеялись. Сразу пропала скованность и некоторая напряжённость, до этого витавшая в воздухе. Тая уже поставила цветы в вазу, водрузив её на круглую, наподобие бочонка, тумбу из белого пластика, стоявшую в углу рядом с прихожей, и я передал ей торт и вино, чем ещё больше смутил без того смущённую девушку.
«Странно, — подумалось мне, — у них там что, цветов женщинам вообще не дарят и в гости с пустыми руками ходят? Хотя… они же с пакетиков какую-то хрень едят! Точно. Представляю себе внутри пакета с надписью: торт «Мечта» — масса неопределённого цвета».
Я чуть было не хрюкнул, представив себе чаепитие с таким лакомством, но вовремя себя остановил и прикрыл рот кулаком, делая вид, что откашливаюсь.
«Тимур, держи себя в руках! Что за циничные мысли!»
Гостиная была украшена самодельными снежинками и ниточками «дождя», свисавшими с потолка, на окнах тоже были наклеены снежинки. Возле дивана у окна стояла ёлка, сверкающая от ярких золотистых и серебристых шаров, пушистой сине-зелёной мишуры, перевитой наискосок. Верхушку украшала хрустальная сосулька, вспыхивающая изнутри попеременно разными цветовыми искринками, наполняя комнату сказочными волшебными бликами.
— Мальчики, давайте за стол!
— Тай, а твоя… подруга, Галия, кажется? Она с нами не будет праздновать? — замявшись, спросил я.
— Галию я отпустила на несколько дней к её семье. У неё недавно родилась внучка, а она её ещё не видела. Они с проводником должны прийти завтра. Ну, садитесь, будем праздновать! Кто умеет открывать шампанское?
При слове «проводник» Пашка напрягся и недоуменно посмотрел на нас, но промолчал. Мы с Таей оба это заметили, но ни она, ни тем более я объяснять ничего не стали. За столом была непринуждённая дружеская атмосфера: мы повеселились, поорали «ура!» Новому году, понажелали друг другу всего, что только приходило на ум, объелись и слегка захмелели от выпитого шампанского и вина, хотя выпито было совсем немного, а Пашка к вину даже не притронулся, сказав, что ему не наливать — пьяный он буйный.
Наступила очередь подарков. От нас с Пашкой я преподнёс Тае — шарфик в сине-голубых тонах с картинками земного шара, как его изображали на картах лет триста назад, и Павловопосадский платок. Я опять выбрал синие тона, которые очень шли Тае.
Патиме я купил в отделе сувениров большую матрёшку со множеством матрёшек внутри. Матрёшка стоила около восьмидесяти тысяч рублей, и когда я её покупал, и молоденькая продавщица демонстрировала «товар лицом», вытащив и расставив на прилавке штук двадцать разнокалиберных матрёшек, собрал рядом небольшую группку зевак из покупателей, смотревших на меня, как на ненормального, пустившего кучу денег «на ветер». Я про себя посмеялся: знали бы они, для кого подарок и на чьи деньги куплен, «удивились» бы ещё больше!
Тая была в восторге от подарков, сразу накинула на плечи платок и повязала шарфик на косичку вместо ленты, став похожей на русскую красавицу безо всякого преувеличения.
Матрёшку мы разглядывали все вместе. Конечно, игрушка, придуманная ещё в старину, всем была хорошо знакома, но при виде каждой новой матрёшки, появляющейся из предыдущей, мы вскрикивали и смеялись, как придурки… эээ… как дети. Придурки — это мы с Пашкой, к Тае такое определение не имеет никакого отношения. Она сама их доставала и ахала каждый раз точно, как маленькая девочка. От Пашки же я получил тычок в бок и сморщенную сопящую мордаху. Он таким образом, пока Тая доставала очередную матрёшку, показал мне своё неудовольствие тем, что подарки покупал я один. Но я всё это купил ещё когда мы с Пашкой не стали «близкими друзьями».
— Мальчики, спасибо вам за чудесные подарки! У меня просто нет слов, правда! — разглядывая матрёшек и беря в руку то одну, то другую, дрогнувшим голосом сказала Тая, посмотрев на нас повлажневшими глазами. — Я даже представить себе не могу, как обрадуется Патима такой игрушке. Наверное, будет визжать на весь дом!
Пашка хмыкнул на слова Таи, но промолчал. Я тоже сидел и лыбился, как дурак, вспомнив Патиму на экране с её ромашками и смешными хвостиками, и представив, как она будет визжать.
После застолья мы с Пашкой помогли Тае убрать со стола и разместились на диване у небольшого столика. Тая принесла поднос с бутылочкой шоколадного ликёра, кофе, сливки в керамическом молочнике и хрустальные рюмочки величиной чуть ли не с напёрсток. Мы же ещё раньше захватили с собой вазу с фруктами и торт на круглой подставке. Тая принесла из соседней комнаты лёгкое плетёное кресло и села напротив нас.
— Ну, давайте «кофейничать»! — улыбнувшись сказала она. — Тимур, поухаживай за нами, разлей всем ликёр. Он, правда, крепковат, но очень вкусный. Думаю, пара рюмок нам не повредит.
Мы попивали действительно очень вкусный ликёр, напоминающий жидкий сладкий шоколад, пили кофе, ели торт и разговаривали. Пашка задавал вполне резонные вопросы: почему дочка Таи живёт не с ней; а с кем тогда она живёт; с кем Тая жила в детстве в деревне; а почему сейчас одна, и ещё кучу уточняющих вопросов. Наконец Тая обратилась к Пашке, предупредив следующий, не менее щекотливый вопрос:
— Паш, я тебя очень хорошо понимаю и понимаю твоё любопытство. Но не на все твои вопросы могу ответить. Не потому, что не хочу. Напротив, я очень хочу, чтобы ты знал обо мне столько же, сколько знает Тимур. Ты раньше и знал, но потом забыл.
— И что ты предлагаешь?
— Я хочу попробовать один способ. Правда, ни в чём не уверена… Но если ты нам с Тимуром доверяешь, особенно Тимуру, то мы можем попытаться вернуть тебе твои воспоминания о Безвременье и обо мне.