Я испытываю огромное облегчение. Она изучает меня, и между её бровями образуется крошечная вмятина.
— Ты могла бы спросить его, если волнуешься.
— Я сомневаюсь, что он скажет мне. Хм, не смотри сейчас, но тот темноволосый мужчина наблюдает за тобой через стекло.
Она даже не удосужилась посмотреть.
— Это будет моя охрана.
У неё есть охрана? Насколько опасен её муж, если ей нужна защита?
— У меня были проблемы, пока я не встретила Николая, — говорит она. — Это сделало его параноиком. Или, я бы сказала, ещё большим параноиком. Ему нравится знать, что я в безопасности.
— А тебя это не беспокоит?
— Нет, — она пожимает плечами, потягивая шампанское и оглядывая окрестности. — Знаешь, иногда я задумываюсь, не являюсь ли я абсолютно аморальной, потому что это не так. Ничто из этого не имеет значения. Я люблю его. Он любит меня. Он относится ко мне как к самому дорогому в своей жизни, и у меня есть всё, что я хочу. Так что – нет, ничего из этого меня не беспокоит. Возможно, только этот факт и должен беспокоить.
Я отпиваю свой напиток и обдумываю её слова.
— Могло бы быть и хуже, правда? Ты могла бы быть замужем за политиком.
Она смеётся над этим.
— Я знала, что ты мне понравишься, как только тебя увидела. Это правда, и это то, что я говорю себе. Эти люди, управляющие миром – нравственные? Играют ли они в рамках? Нет, они делают всё, что, чёрт возьми, пожелают, но они неприкасаемые. Посмотри на полицию и коррупцию, которая выявляется на регулярной основе.
Её слова горькие, и у меня такое чувство, что в некоторой степени она говорит о личном опыте, но я не любопытствую.
Её темноволосая тень выходит из-за стекла.
— Сиенна, я не хочу тебя расстраивать, но, честно говоря, ты здесь лёгкая добыча. Я не могу отсюда видеть, что там, за пределами огней.
— Хорошо, Виктор. Мы зайдём внутрь.
Мы вместе возвращаемся в комнату, и меня обдаёт жаром и ароматом сплетённых тел. В воздухе витают слои духов, запах лака для волос и лёгкий рыбный аромат от канапе. Лосось. Иветта его обожает. А я его терпеть не могу. От этого запаха меня всегда тошнит.
— Могу я получить этот танец? Или твои ноги износились? — глубокий голос с музыкальным итальянским акцентом заставляет меня дрожать в ожидании.
Сиенна смотрит поверх моего плеча и улыбается мне.
— Поговорим позже. Вот, — она достаёт маленькую карточку из сумочки и вручает мне.
У меня нет с собой сумки, и на мгновение я зажимаю её между большим и указательным пальцами, не зная, что с ней делать. Нико забирает её у меня и убирает в верхний карман.
— Напомни мне отдать это тебе, когда бал закончится.
Я киваю и поворачиваюсь к Сиенне.
— Это моя визитка. Я управляю художественной галереей.
Я смотрю на неё в шоке. Судя по тому, как всё происходило сегодня вечером, я решила, что её держат в изоляции в каком-нибудь отдалённом особняке.
— Это в Лондоне. Вы, ребята, можете приходить в любое время, но на карточке есть мой электронный адрес. Если захочешь поговорить, напиши мне, и мы сможем обменяться номерами, — она слегка краснеет. — У меня не так много друзей, так что было бы здорово как-нибудь встретиться.
— Я напишу тебе, — обещаю я ей. У меня так много вопросов. Возможно, она сможет дать мне совет, как обращаться с мужчинами типа А, которые к тому же являются криминальными авторитетами, раз уж у неё есть свой собственный.
Нико берёт меня за руку и ведёт на танцпол, что означает конец нашего разговора. Моё сердце переворачивается, когда он смотрит на меня. Он опускает руку и с удивительной мягкостью и сдержанностью, контрастирующей с яростью, пылающей в его глазах, снимает с меня маску и бросает её через плечо.
Моя рука тянется поправить несколько прядей волос, упавших мне на глаза. Я надеюсь, мой макияж не смазался маской.
— Красивое платье, — говорит он саркастически.
Платье красивое, так что я просто улыбаюсь.
— Спасибо.
— Не то, что я сказал тебе надеть.
— Угадай что, Нико. У меня есть собственный разум. Я решила надеть это.
Его смех имеет неприятный, саркастический оттенок.
— Твой собственный разум. Правда? Так ты купила его? Или твоя маленькая фея-крёстная купила его для тебя и уговорила надеть? — он наклоняется ближе. — У тебя нет собственного разума. Вся твоя жизнь, само твоё существование было сформировано твоей семьёй. Сначала твои родители, затем твой отец сам, вес истории этого места, и теперь твоя крёстная. Ты посвятила себя одной вещи, одной цели. Сохранение этого дома в своей семье.
Мои глаза сужаются, когда необузданная ярость приливает к моей коже. Я пытаюсь вырваться из рук Нико, но он сжимает моё запястье сильнее одной рукой, его вторая рука вокруг моей спины становится стальным барьером, захватывающим меня.
— Полагаю, тебе это кажется жалким, — я шиплю на него.
— Нет. Я восхищаюсь этим. У тебя есть одна цель, и ты сосредоточена на ней, изолируя себя от всего остального. Это делает тебя похожей на меня. Это значит, я должен… пересмотреть.
— Пересмотреть что? — страх и надежда расцветают в моей груди. Странно, что они могут занимать одно и то же место, когда это такие противоречивые эмоции. Он собирается сказать, что больше не хочет жениться на мне? Расслаблюсь ли я в облегчении или рухну в отчаянии?
— Пересмотреть тебя и меня. Как я отношусь к этому.