Женщина вздохнула.
- Давайте встретимся и подумаем вместе, как помочь Эле… Пожалуйста…-
голос бизнес-вумен стал жалобным и каким-то тонким, как у обиженной девочки.
Конечно, я могла бы сказать, что уже два месяца веду затворнический образ жизни и, по сути, живу на границе миров, причем, реальный меня интересует, похоже, меньше, чем тот, в котором я встречусь с Сашей.
Но я не стала этого говорить. Мне показалось вдруг, что, действительно, именно я и смогу, возможно, помочь Эле.
Я это именно почувствовала, как будто меня коснулась крылом какая-то невидимая птица, и почему-то я точно знаю, она прилетела от Эли.
20
С Жанной мы договорились встретиться в столовой при институте менеджмента, где сестра Эли читала какие-то лекции.
Столовая служила одновременно выставочным залом.
Я совсем немного опоздала. Жанна по всей видимости отличалась большей пунктуальностью, потому что она уже вовсю рассматривала картины и так увлеклась, что не заметила, как я подошла сзади.
- Здравствуйте, вы, наверное, Жанна, - обратилась я к единственной на тот момент посетительнице выставки-столовой – пышнотелой женщине в элегантном черном платье в мелкий ярко-розовый горох, дополненном фактурными, тоже ярко-розовыми, текстильными бусами.
Черные волосы, чуть тронутые сединой. Властный и немного беспокойный взгляд небольших карих глаз, слегка поджатые губы. Нос в точности, как у Оли – небольшой, чуть вздернутый, как-то даже контрастировал со строгим выражением лица и отчасти смягчал его.
- Да… Какая интересная картина, - задумчиво бросила женщина таким тоном, как начинают светскую беседу.
На мой взгляд, картина, заинтересовавшая Жанну, была совершенно обычной. Раскрытый блокнот и белая роза на нем. Сзади кринка с молоком.
Я только пожала плечами.
- Ведь кринка непрозрачная, но совершенно точно откуда-то знаешь, что в ней молоко, парное, почти что полный кувшин…
- И правда, молоко, - удивилась я и искусствоведческой проницательности Жанны, и столь ненавязчиво яркому таланту художника.
- Каждый, кто хоть раз взял в руки кисть, - продолжала бизнес-леди, - уже старается выпендриться, как ребенок, когда только научится кувыркаться вперед и назад. «Смотрите, я и так могу, и этак» и подпрыгнет еще на одной ножке. Но за всем этим ничего на самом деле нет – так, одни кривляния, а не искусство, а попробуй так напиши глиняный кувшин, чтобы сразу было каждому ясно, что в нем – молоко.
- Да, - пришлось мне согласиться.
– Интересно, кто художник? – близоруко прищурилась Жанна. – Подпись неразборчиво. Светлана Т. какая-то, но что-то знакомый стиль, где-то я видела ее картины… Ладно, может быть, вспомню когда-то…
Жанна деловито прошла к прилавку. И вернулась с двумя чашками чая.
Пирожные уже ждали на столике у окна, где предложила расположиться Жанна.
Я не возражала. Она умиротворенно улыбнулась, нахмурилась и снова, выдохнув воздух, улыбнулась. Со стороны это выглядело немного забавно, как будто актриса в театре одного актера готовилась к выходу на сцену.
Отчасти так оно и было. По всей видимости, Жанна относила к демонстративному типу людей, которому необходимы зрители и внимание.
- Наверное, вы немного уже в курсе нашей семейной истории, раз знакомы с Элей… - негромко начала Жанна, как будто опасаясь, что нас могли подслушать.
- Кое-что знаю, совсем немного, - честно ответила я.
- Что же, например? – во взгляде Жанны заметалось любопытство, и в этом беспокойстве было что-то неприятное.
- Например, то, что вы мечтали стать художницей, а занялись бизнесом.
Не знаю, может быть, в моем взгляде или голосе Жанна усмотрела жалость или осуждение, во всяком случае, она вдруг принялась оправдываться:
- На рынок я пошла не от хорошей жизни, - вздохнула она. – Хотя в роду у нас и были купцы. Ездить в другие города за товаром, продать так, чтобы и самому прибыль, и покупатель остался доволен – это от купцов пошло. Мы купцы. Но они в отличие от нас, современных купцов, челноков, были в чести и уважении.
Знаете, что такое «челнок»?
- Лодка, - пожала я плечами. – В швейной машинке еще челнок есть.
- Вот-вот, - покачала головой Жанна. – В швейной машинке. И в ткацком станке такая штуковина имеется. Так же и мы, как те челноки, мотаемся туда-сюда, - и не без некой гордости Жанна добавила, - целый класс сложился, целая эпоха страны – челночество. Нас когда-то, в начале девяностых, спекулянтами называли. Государственные предприятия скопом переходили тогда в частные руки, кто-то на этой волне оказался за бортом. На дно или в свободный полет – каждый волен выбирать сам. А кто-то, как я и мой муж, просто увидели новые возможности в челночестве, когда поднялся железный занавес. Муж, как и я, челнок. Знаете, по образованию я художник – колледж, потом вуз, но, получается, государство учило меня девять лет для того, чтобы я работала в совершенно другой сфере. Да, челночество для меня, можно сказать, призвание.