Несмотря на его глубочайшее недоверие к людям, к нему тянулась масса людей: он, несомненно, обладал неким таинственным магнитом. Бухарин даже говорит— „исключительным обаянием“.
После Октября 1917 года за этим притяжением к Ленину— если в нем покопаться поглубже — стояло чувство благодарности к тому, кто вытащил из низов наверх тысячи самых маленьких людей и в качестве членов господствующей партии поставил на важные посты управления государством.
Расходясь с кем-либо теоретически или политически, Ленин обычно порывал с ним всякие личные отношения. „Все, уходящие от марксизма, мои враги, руку им я не подаю, и с филистимлянами за один стол не сажусь“, — сказал он мне в конце нашей последней встречи.
Моральными качествами своих товарищей Ленин никогда не интересовался. Кржижановский рассказывает, что в Сибири, когда в присутствии Ленина о ком-нибудь говорили: „он хороший человек“, Ленин всегда насмешливо спрашивал: „А ну-ка скажите, что такое хороший человек?“ По словам того же Кржижановского, он с полнейшим равнодушием относился к указанию, что „то или иное лицо грешит по части личной добродетели, нарушая ту или иную заповедь праотца Моисея“. Ленин в таких случаях... говорил: „Это меня не касается, это Privatsache“ (частное дело), или „на это я смотрю сквозь пальцы“.
Относясь индифферентно к морали, Ленин под „хорошим человеком“ разумел выдержанного марксиста, ценного, на взгляд Ленина, партийца, революционного боеспособного человека, очень полезного его партии, а потом, после 1917 года, нужного и полезного руководимому Лениным государству».
Например, «А. Д. Цурюпа, бывший вместе с Рыковым и Каменевым главным помощником Ленина в последние годы его жизни, часто болел и все-таки продолжал работать. Ленин, видя, что такая работа через силу не может продолжаться и окончательно выведет из строя этого ценнейшего работника, прислал ему следующую записку: „Дорогой Александр Дмитриевич! Вы становитесь совершенно невозможны в обращении с казенным имуществом. Предписание: три недели лечиться!.. Ей-ей, непростительно зря швыряться слабым здоровьем. Надо выправиться!“
Термин на протяжении лет меняется: удостаивающееся внимания лицо называется то „партийным имуществом“, то „казенным имуществом“, но суть отношения к человеку остается одной и той же. Не нужно апеллировать к товарищеским чувствам или сочувствию к болеющему человеку, раз забота о нем диктуется в глазах Ленина гораздо более важным мотивом... Смотря на Самойлова, Цурюпу и многих других, как на партийное, казенное имущество, подлежащее бережению и заботам, Ленин, с утилитарной и потусторонней точки зрения и с теми же практическими выводами, смотрел и на самого себя: он тоже был партийным, казенным имуществом, притом самым ценным из всех подобных имуществ, принадлежащих коллективу. В этом пункте грубейшая утилитарная самооценка Ленина переплеталась с грубо атеистической по внешним признакам, а по своей натуре религиозной верой в свою предназначенность — быть орудием свершения великих исторических целей».
4. Нескрываемая меркантильность (странная «хитреца Василия Шуйского»): «Хитрые люди о своей хитрости не говорят, ее прячут, а Ленин открыто преподавал своим товарищам: нужно уметь идти на „всяческие уловки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокрытия правды“. У него это логически связывается с убеждением — цель оправдывает всякие средства, а такое убеждение он усвоил от Чернышевского еще в Кокушкине в 1988 году. В область денежных дел Ленин всегда вносил „хитрецу“, „умолчание“, „сокрытие правды“, и эти приемы, в деликатной форме, он допускал и в сношениях с родными. Во времена „Искры“ (1901-1903 годы), с целью побудить товарищей „тащить“ со всех сторон деньги в партийную кассу, Ленин, скрывая правду, пугал их, что касса пуста („жить нечем“) и „Искра“ накануне финансового краха...