Он стоял на кухне у стола, когда она вошла. И выглядел как после бессонной ночи. Он разрезал грейпфрут на две половинки большим поварским ножом. Он объясняет, что у него была ссора с братом… Он чувствует себя отвратительно… Не хочет ли она половинку грейпфрута? Она качает головой, нет. Немножко кофе? Нет. Премного благодарны.
Он делает замечание, что, мол, сейчас немного рановато для светского визита, не так ли?
— Что-то случилось?
— Я пришла за фотографиями.
— Что за фотографии? О чем ты?
— Наши фотографии, которые ты делал в больнице. Мои и ребенка.
— Господи, когда это было!
— Джонатан, они мне нужны. Они здесь!
— Да я и не помню.
— Они у тебя?
— Элиза, ну, в самом деле…
— Постарайся вспомнить.
Он смотрит на нее, она уже и раньше видела этот взгляд и хорошо знает, что он означает.
— А если они у меня, сколько ты за них заплатишь?
— Сукин сын, ублюдок!
— Так сколько же, Элиза?
— Минетчик проклятый, педик!
Она уже выкрикивает эти слова. И тянется к ножу, лежащему на столе.
— Нет! — кричит он.
И визжит, словно баба. Потом кричит:
— Положи его на место!
А она надвигается на него с ножом.
— У меня их нет! — вопит он. — Я даже не знаю, где они!
Она не верит ему, ее больше не интересует, где находятся эти проклятые фотографии, она охвачена яростью. Она понимает только, что это тот самым человек, который причинил ей так много боли, которому не нужна она — женщина, человек, который предал ее уже не один раз и который погубил всю ее жизнь. Ее зеленые глаза сужаются, зубы стиснуты, нож в ее руке становится оружием.
Она бросается и со всей силой вонзает в него нож.
Джонатан вопит, потом умолкает. И умолкает все. Даже дождя не слышно. Она отнимает от ножа руку, и Джонатан оседает на пол.
А она выбегает в дождь.
Тутс видела — Леона вышла из дома без четверти двенадцать. На Леоне были черные трико и колготки. Черные туфли-лодочки на низком каблуке. На плече черная сумка. Спортивные туфли, связанные за шнурки, были переброшены через другое плечо. Она швырнула и туфли и сумку на заднее сиденье «ягуара» и забралась в машину. Тутс была сзади нее, неподалеку.
Она последовала за Леоной вверх по Сорок первому шоссе и повернула на бульвар Бэйо, все время держась за ней, и когда та припарковала автомобиль перед фасадом административного здания Бэйо, на бульваре Уэст-Бэйо, дом восемьсот тридцать семь. Двухэтажное белое здание с несколькими вывесками мрачно высилось впереди. На одной из вывесок значилось «Уэйд Ливингстон, доктор медицины».
Леона закурила сигарету. Короткие нервные клубы дыма вылетали из окна «ягуара» со стороны водительского места. На приборной доске у Тутс часы показывали без трех двенадцать, потом стрелки сошлись на двенадцати.
Одна из дверей конторы открылась. Какая-то сиделка во всем белом и туфлях на плоской подошве вышла из двери и двинулась к маленькой красной «тойоте». Она подняла взгляд на небо, пожала плечами, села в автомобиль, завела его и тронулась с места.
Тутс все ждала. Леона выбросила сигарету в окно. Дверь конторы снова открылась. Высокий темноволосый мужчина в очках, в синем костюме вышел из дверей, присмотрелся к автостоянке, заметил зеленый «ягуар» и пошел к нему. «Доктор Ливингстон, — подумала Тутс. — Полагаю, что так».
Ливингстон, если, конечно, это был он, подошел к «ягуару», открыл дверцу со стороны пассажирского места, быстро сел и захлопнул дверцу.
— Давай уедем куда-нибудь отсюда к черту, — сказал он.
Жучок работал прекрасно. Как легко, когда говорят только два человека. Если пользоваться жучком, когда в комнате четыре — пять человек, то можно просто свихнуться, пытаясь выяснить, кому принадлежит каждый из голосов. Но на этот раз все было просто. Всего два человека, да еще мужчина и женщина. Да здравствует такое различие!
— Хорошо, Ли, почему вдруг такая срочность?
«Этакое ласкательное имя», — подумала Тутс.
— Ненавижу, когда ты зовешь меня Ли.
— О, извини, я забыл…
— Меня зовут Леона.
— Да, Леона, я же сказал: извини.
Молчание.
— Вот мы и встретились, почему такая срочность?
— Я хотела должным образом попрощаться.
— Я думал, что весь прошлый вечер был посвящен должному прощанию. Леона, если ты намерена… затягивать до бесконечности…
— Нет. Я же знаю, что ты хочешь покончить с этим.
— Я уже покончил с этим, Леона.
— Да, я знаю. Но я — не покончила.