Джо начал строить дом для жены на участке Бюдро в 1915 году, и год спустя он был почти готов. Он был выкрашен в белый цвет и насчитывал двенадцать комнат, пересекавшихся под самыми немыслимыми углами. Джо Ньюолла в Касл-Роке не любили – отчасти потому, что его бизнес был не в городе, отчасти потому, что его предшественник, Фил Бюдро, был таким замечательным парнем (хотя и дурачком, не переставали они напоминать друг другу, поскольку его приятность и глупость образовывали неразрывное единство, и забывать этого никак нельзя), но прежде всего потому, что его проклятый дом строили приезжие рабочие. Не успели еще навесить водосточные трубы, как на покрашенной в белый цвет двери появилось слово из трех букв, написанное желтым мелком.
К 1930 году Джо Ньюолл стал богачом. Три его лесопилки в Гейтс-Фоллсе, на которых он хорошо заработал в мировую войну, в бешеном темпе гнали доски, обеспеченные заказами нарождающегося среднего класса. Он начал пристраивать к дому новое крыло. Большинство жителей поселка считали пристройку ненужной – в конце концов, два крыла уже есть, и почти все сходились во мнении, что она ничего не добавляет к дому, кроме уродства, а он и так уродлив сверх всякой меры. Пристройка была на этаж выше главного здания и выходила глухой стеной на обрыв, поросший в те времена редкими соснами.
Новость о том, что их скоро будет не двое, а уже трое, просочилась из Гейтс-Фоллса; наиболее вероятным источником была Дорис Джинджеркрофт, медсестра доктора Робертсона. Выходит, пристройка была вроде как подарком. После шести лет счастливого брака и четырех лет жизни на Повороте (причем за все это время ее видели только издали, когда она шла по двору или изредка собирала цветы – крокусы, дикие розы, ожерелье королевы Анны, пажитник, ястребинку – в поле за домами) Кора Леонард Ньюолл понесла.
Она никогда не появлялась у Брауни. Кора делала покупки в магазине Китти Корнере в Гейтс-Фоллсе каждый четверг после полудня.
В январе 1921 года Кора родила уродца без рук, но, как поговаривали, с пятью пальцами, торчащими из левой глазницы. Уродец умер через шесть часов после того, как беспорядочные сокращения матки вытолкнули его красное, пустое личико на белый свет. Семнадцать месяцев спустя, поздней весной 1922 года (в западном Мэне не бывает ранней весны – только поздняя, как и позднее лето, все остальное время – зима), Джо Ньюолл добавил купол к пристройке. Он по-прежнему делал покупки вне города и не имел дела с магазином Билла Маккиссика по прозвищу Брауни. Он также ни разу не переступил порог методистской церкви на Повороте. Уродца, которого родила его жена, похоронили на участке Ньюоллов на кладбище в Гейтс-Фоллсе, а не на родине. На крохотном камне было высечено:
САРА ТЭМСОН ТАБИТА ФРАНСИН НЬЮОЛЛ
14 ЯНВАРЯ 1921
ГОСПОДИ, УПОКОЙ ЕЕ ДУШУ
Когда в магазине разговаривали о Джо Ньюолле, его жене и его доме, Харли, сын Брауни, который был еще недостаточно взрослым, чтобы бриться (но старость тем не менее уже вожделенно дремала внутри него), но вполне взрослым, чтобы сортировать овощи и торговать картошкой в ларьке у дороги, стоял и прислушивался. Больше всего говорили о доме: он был как бельмо на глазу и вызывал всеобщее отвращение. «Но он растет на вас», – иногда замечал Клейтон Клаттербак (отец Джона). И никто не возражал. Высказывание не имело ни малейшего смысла… и в то же время было неопровержимым фактом. Зайдя к Брауни, хотя бы затем, чтобы просто посмотреть на ягоды в сезон, вы рано или поздно устремляли взгляд на дом на холме, подобно тому как флюгер неизменно поворачивается на северо-восток перед мартовским бураном.
Рано или поздно вы обязательно смотрели на него, причем с течением времени для многих – рано. Потому что, как говаривал Клеит Клаттербак, дом Ньюолла рос на вас.
В 1924 году Кора упала с лестницы между куполом и пристройкой, сломав себе шею и позвоночник. По городу прошел слух (несомненно, зародившийся на дамской благотворительной распродаже), что она упала, будучи совершенно голой. Ее похоронили рядом с бесформенным телом ее столь мало жившей дочери.
Джо Ньюолл – у которого, как все признавали, была доля еврейской крови – по-прежнему загребал деньги лопатой. Он соорудил на холме два сарая и конюшню, соединив их с главным зданием еще одной пристройкой. Стройку закончили в 1927 году, и тогда стало ясно ее назначение – Джо решил, видимо, стать благородным фермером. Он купил шестнадцать коров у какого-то типа из Микэник-Фоллса. Купил новенькую блестящую доильную машину у того же типа. «Она походила на металлического осьминога», – говорили те, кому удалось заглянуть в кузов грузовика, когда шофер остановился у Брауни выпить пивка, прежде чем въехать на гору.
Заведя коров и доильную машину, Джо нанял дурачка из Моттона ухаживать за своим приобретением. Как могла такая глупость прийти в голову – этому лесопильщику, известному твердыми кулаками и трезвым умом, ставило в тупик каждого, кто задавался этим вопросом, единственным ответом на который, видимо, было: «крыша поехала» – но он это сделал, и коровы, конечно же, передохли.
Главный врач округа явился взглянуть на коров, и Джо показал ему заверенное заключение ветеринара (ветеринара из Гейтс-Фоллса, говорили люди потом, многозначительно поднимая брови) о том, что коровы умерли от бычьего менингита.
– Проще говоря, не повезло, – сказал Джо.
– Это шутка, надо полагать?
– Как хотите, так и понимайте, – отрезал Джо. – Тут все в порядке.
– Сделайте так, чтобы этот идиот заткнулся, – велел главный врач, глядя на дурачка, который стоял, опершись о дверь коровника, и рыдал. Слезы текли по его пухлым грязным щекам. То и дело он поворачивался и бился головой о стену, будто считал себя виноватым во всем.
– С ним тоже все в порядке.
– А по мне, так тут никакого порядка нет, – заявил главный врач округа, – Когда шестнадцать коров лежат дохлые, задрав ноги кверху, как телеграфные столбы. Мне отсюда видно.
– Хорошо, – сказал Джо, – дальше вы не пройдете.
Главный врач округа швырнул бумагу от гейтс-фоллсского ветеринара на землю и наступил на нее сапогом. Он взглянул на Джо Ньюолла, покраснев так, что вены на его лбу вздулись:
– Я хочу видеть этих коров. Одну я увезу, если понадобится.
– Нет.
– Весь мир вам не принадлежит, Ньюолл, – я возьму судебное постановление.
– Попробуйте.
Главный врач уехал. Джо наблюдал за ним. У коровника дурачок в заляпанном навозом комбинезоне, выписанном по почтовому каталогу, продолжал биться головой о стену и выть. Он оставался там весь этот августовский день, завывая во весь голос и задрав к желтому небу свое монголоидное лицо. «Выл, как теленок на луну», – говорил юный Гэри Полсон.