Мелькали пятёрки, четвёрки, попадались двойки, но троек было больше всего.
И чем дальше читала Галина Никитична, тем всё ниже наклонялись школьники к партам, словно хотели спрятаться или провалиться сквозь землю.
— Как видите, картина не очень отрадная, — сказала в заключение учительница. — Едва ли мы сумеем чем-либо помочь вечерней школе.
— Да-а, обстановочка не из важных! — огорчился Неустроев. — Ребят самих хоть на буксир бери… Придётся, пожалуй, к девятому классу обратиться.
Он поднялся и, небрежно кивнув ребятам, вместе с Ваней вышел из класса.
Ученики медленно распрямились и посмотрели на учительницу. Она продолжала листать классный журнал. Наконец подняла голову:
— А нехорошо, ребята, получилось!
— Зачем вы наши отметки при Саше читали? — с упрёком сказал Сёма Ушков. — Теперь весь колхоз узнает.
— Ты думаешь, что наши отметки — секрет? — заметил Костя. — И так о них всему белому свету известно.
— Всё равно, надо было без посторонних огласить… — не сдавался Ушков.
— Значит, вам всё же немного стыдно, — усмехнулась Галина Никитична. — Перед посторонними стыдно, а самим перед собой нет? Считаете, что в классе всё благополучно? Как вы, например, к урокам химии относитесь? А к географии, немецкому языку?.. Ну, что ж вы молчите?
И класс разговорился. Многие признались, что ещё мало занимаются дома, работают в половину сил.
Потом ребята ополчились против двоечников: это они тянут класс назад, лишают его доброй славы! Каждого двоечника вызывали к столу и заставляли объяснять, почему он ленится.
Алёша Прахов решил выехать на своём излюбленном коньке: мать у него несочувствующая, загружает его работой по хозяйству, и, кроме того, он часто угорает дома от печки.
— Старо, третий год слышим! — не поверили ребята.
Худенькая большеглазая Феня Заглядова говорить ничего не стала, а только горько расплакалась.
— Феня болела долго, много уроков пропустила, — сказал Митя и предложил девочке свою помощь.
По его примеру, вызвались заниматься с отстающими Сёма Ушков, Витя Кораблёв.
Вышла к столу и Варя.
— Не оправдываюсь, признаю… Получила двойку. Позорную!.. По заслугам… — глухо выговорила она, опустила голову и плотно сжала губы.
Костя почему-то отвернулся и стал смотреть в окно. Лучше бы он сам получил эту двойку!
— Может, тебе, Балашова, помощь требуется? — спросил Митя.
— Чего там «может»! — решительно заявил Ушков. — Пусть с ней, как и раньше, Кораблёв занимается. И посадить их опять за одну парту.
— Верно, верно! — подхватила Катя.
— А я бы на её месте сам справился, без всяких шефов, — сказал Костя.
Варя кинула на него быстрый взгляд и вспыхнула:
— Двоек у меня больше не будет! Слово даю! — И она пошла к парте.
К концу собрания речь зашла о старосте класса: он совсем не следит за успеваемостью и не знает, кто как учится.
— Да что я, двужильный, в самом деле? — взмолился Ушков. — С меня и дисциплины хватает! Одного Прахова унять — сто лошадиных сил надо.
Галина Никитична согласилась с ним. Ушков за последнее время неплохо следил за порядком в классе, и больше загружать его не имело смысла. Она предложила поручить наблюдать за успеваемостью Мите: мальчик настойчивый, твёрдый, дорожит своим классом.
Ребята охотно проголосовали за Епифанцева.
— Только, чур, не обижаться! — предупредил он. — От меня вам покою не будет.
В первый же день Митя завёл тетрадь в клеенчатой обложке и стал аккуратно заносить в неё отметки всех ребят. Каждый, кто получал двойку или даже тройку, теперь никак не мог избежать беседы с Митей. Он задерживал ученика в классе, останавливал на улице, приходил на дом и допытывался, что помешало ему получить лучшую отметку.
И когда однажды Алёша, по старой привычке, сослался на то, что угорел и не мог приготовить уроки, Митя в сопровождении Сёмы Ушкова пришёл к Праховым и принялся осматривать печку.
— Мы по поручению класса, — заявил он Алёшиной матери. — Печку проверить. Может, у неё тяга плохая?
— Да нет, печка справная: не дымит, не чадит, — ответила Алёшина мать.
— А может, всё-таки трубу переложить надо? Мы похлопочем перед правлением.
— Белены вы объелись? Новую печку да перекладывать!
— Алёша говорит, что угарно у вас, уроки учить не может.
— Ах он, бес лукавый! Приди он домой — я ему голову проветрю…
Но больше всех от Мити доставалось тем ученикам, которые взялись помогать отстающим.
Однажды после очередной двойки, полученной Праховым, Митя насел на Костю:
— Поздравляю, шеф-помощник! У Прахова ещё одна двойка прибавилась.
— Я-то при чём? — начал оправдываться Костя. — Сколько раз Прахову говорил: «Заходи, будем вместе заниматься». А его на аркане не затащишь.
— А без аркана не можешь? Сам бы к нему на дом пошёл!
— Ещё бегать за ним, ухаживать!
— И побегаешь… Это же тебе комсомол поручил Прахова вытянуть. А не справляешься — откажись.
— Ну-ну, не справляюсь! — буркнул Костя. — Быстрый ты очень!
Но всё же Костя пошёл к Праховым.
Алёша лежал на печи, на тёплых мешках с пшеницей. Заметив Ручьёва, он прикрыл глаза и захрапел. Костя потянул его за голую пятку:
— Вижу, как ты спишь… Притворяешься. Оболью вот сейчас холодной водой — будешь знать!
Но Алёша продолжал храпеть и даже для большей убедительности почмокал губами.
Тогда Костя деловито разделся, повесил полушубок и шапку на гвоздик и полез на печь:
— Тоже мне храпит!.. Ты бы послушал, как дед Новосёлов классно умеет: балки дрожат, тараканы мрут.
Костя прилег рядом с Алёшей и так оглушительно захрапел над его ухом, что тот сразу открыл глаза:
— Чего прилез? Спать мешаешь!
— Вставай, спускайся на пол… Заниматься надо! А то залёг ни свет ни заря… ещё куры на нашест не садились.
— А это тебя не касается… Хочу — сплю, хочу — гуляю…
— Как это — не касается? Я же твой бригадир, отвечаю за тебя.
— Хорош бригадир! В школе словечка замолвить не мог. А ещё товарищем называешься!
— Товарищ неплохой, на мель не посажу. Ты что о двойках-то думаешь?
— А что о них думать? Не везёт мне, и всё тут.
— Скажи по-честному… — Костя повернул голову Прахова к себе: — Ты в комсомол очень хочешь?
— Да чего ты меня пытаешь? Чего пытаешь? — повысил голос Алёша. — Думаешь, только вы с Кивачёвым такие сознательные, а Прахов, мол, не дорос, его за ручку водить надо…
Он отвернулся и начал спускаться с печи. Костя полез следом:
— А ты докажи делом, тогда поверят.
— Давай любое задание… в лепешку расшибусь!
— Есть для тебя задание: покончи с двойками. Если нужно, я тебе по математике помогать буду.
— Я в таких друзьях не нуждаюсь! — сказал Алёша.
— А я, может, не по дружбе к тебе пришёл, — усмехнулся Костя. — У меня поручение от комсомольской организации… с меня требуют.
— А-а, поручение!.. — сбавил тон Алёша. — Только я сейчас по истории заниматься буду, потом география на очереди, потом русский язык…
— Ну что ж, подождём, вечер велик… И до математики очередь дойдёт.
Они сели за стол, и каждый занялся своим делом. Правда, Алёша так широко разложил на столе книжки и тетради, что Косте достался совсем крошечный уголок. Но он не обиделся и только немного потеснил Алёшино хозяйство.
— Да ты что, Ручей, командуешь! — возмутился Алёша. — Не у себя дома…
— Давай-ка лучше не отвлекаться. Что у тебя там по плану: география, русский язык, математика?.. Вот и действуй!
И очередь до математики действительно доходила…
Но заниматься с Алёшей было нелегко. Он спешил, путал, сердился и в конце концов заявлял, что математика нужна только скучным бухгалтерам, он же в бухгалтеры никогда не пойдёт, а будет играть на баяне в музыкальном ансамбле или, как Саша Неустроев, изучит мотор и станет работать трактористом в МТС.
— Погорел твой Саша! — заметил Костя. — Только и умеет баранку крутить, а что к чему — меньше прицепщика понимает. Недаром он в вечернюю мичуринскую школу записался.