– Двадцать шесть, вроде…
– Как рано! Печаль. И что ей надо? Нет, я съезжу, конечно, просто любопытно, что могла забыть, косметичку?
– Говорит, что не ей. Пазлы на день рождения обещала тебе, а неисполненное тяготит мёртвых.
Пазлы? Вот те на! Когда было-то, в детстве! Я улыбаюсь, Ярик выжидает пока до меня дойдёт. Не сразу.
Он озвучивает:
– Ты можешь по живой луне исправить какое-то дело, а мы нет.
Ааа! Только сейчас понял, зачем телик целыми днями включен: для деда же! Он-то не может его сам включить.
Не то чтобы меня по-прежнему интересовали пазлы, но аргумент принят.
---------------------
У Межичей всё время страсти роковые. Могла Катрина дать повод к ревности или нет, но её красота – всякий день и час. Умерла она не своей смертью, плохая история…
Мстислав, её муж, Севы Вячеславовича троюродный брат, был типа-якобы завязавший нарик из круга золотой молодёжи. Они – детки политиков, он – адов стритрейсер. Появились связи, деньги. Женитьба на Катрине, иностранке, девушке высшего круга, голубых кровей… Ревность – припадок ярости и два трупа: жить без неё Мстислав не захотел, и я его понимаю.
---------------------
Путешествие по безлюдному шоссе в пустой большой город – неплохое развлечение для мертвеца, созерцательное. Если бы я ещё знал, что делаю… Хорошо, что не знал.
Я решил так: в двенадцать по полудни отправлюсь, за день дойду, на месте переночую и по живой луне с коробкой вернусь домой.
– Пешкодралом обратно? – удивился Ярик.
– А чего такого?
Хотя, он прав. Это мёртвые не устают. Живой человек, пилящий вдоль шоссе, мимо фур с дальнобоями рискует запылиться… Ну, как минимум – глупо выглядит.
– Катрина сказала, там деньги в ящике, вторым дном. На межгород возьми.
Как знала, что по мёртвой луне пойду.
Кэтрин, Катрина… Картина в раме. Моя первая детская любовь, и последняя. «Тёть-Кать» такую не назовёшь, один Ярик способен на это кощунство! Я мелкий, не дыша, на неё смотрел.
Взрослые всегда: какой-нибудь эпизод из выдернут, как молодую редиску, и довольны. Ещё и под нос гостям суют, гляньте, что выросло.
За такими мыслями дорога превратилась в городское шоссе… Элитный район, серьёзно? Начиная со вторых этажей, походу. Цокольные – натуральный бомжатник. А вот и её дом. Стиль модерн, историческое наследие, угол Сенаторов и Молельного переулка. Единственная дверь с витражом: стёкла – зелень, перемычки – шипы тёрна.
Катрина Межич… Для меня волнительно зайти в её дом.
---------------------
Из окна бьёт светом уличный фонарь. Выключатель с трескучим фейерверком зажигает уцелевший рожок люстры. Расколотый. Квартира хуже разорённых кладбищенских склепов.
Шторы задёрнуты, зеркала под чёрным тюлем, озноб пробирает. Не думал, что запустение может настолько гнусно пахнуть. Это я ещё не видел дальние комнаты…
Проходной зал. Вырванная с петлями дверь ванной. Осколки мрамора, битая плитка. Прямо – тупик. Направо и налево – арочные проёмы. Заглядываю в правый.
Тут, пожалуй, чего найдёшь. Как будто квартиру под склад отдали. А в неё пробралась стая собак. Еда беспорядочно навалена вдоль стен. Упаковки вскрыты, растерзаны, залиты пивом, кетчупом, какой-то белой засохшей дрянью… Воняет перегаром, сыростью, прогоркшим жиром и тухлятиной.
Нафиг, что в оставшейся комнате?
Я заступаю туда на один шаг, второго не делаю. В квадрате оконного света – шикарная коробка пазлов. Дальше по паркету грязь, сумрак и звуки.
Давящийся кашель. Грызня собак, которая выходит из одного рта. Тяжёлое, стонущее дыхание.
---------------------
Мужчина спиной к двери, лицом к столу, заваленному едой. Возможно, примерно мужчина с чёрными, сальными волосами, на нём рваная мотоциклетная кожанка. Худой, голова вжата в плечи, тело подёргивается из стороны в сторону. Он громко ест, скрючившись над столом. Всюду пустые бутылки, тарелки… Фарфоровые, пластиковые, бумажные – вылизанные, битые, ломанные и обкусанные по краям. Вскрытые, смятые, раздавленные упаковки. Под столом, вокруг него, до середины комнаты валяются коробки от пиццы, от полуфабрикатов, надкусанные и полусгнившие фрукты.
Я вижу его сальный затылок и пальцы рук, перекрещенных на груди, – белые с выпирающими костяшками. Под воротником они до дыр впились в кожанку. Мужчина заглатывает что-то большое, давится и стонет.
Признаться… Бывало, снег в кулаке сожмёшь и держишь до боли, до ломоты. Вот до такого ледяного, грязного комка в груди, я боюсь, что зверь обернётся. Произнесёт что-нибудь абсолютно последнее, дальше смерти.
Пятясь за дверь, я едва не падаю. Жар поднимается и кружится голова. Значит, ровно половина двенадцатого. Время лечь спать. Здесь, в одной квартире с этим. Ну, не на лестнице же! С утра по живой луне я должен буду зайти в комнату, где никого не увижу.
Оно – Межич. Как и я. Немыслимо.
Ложусь на голый пол, вспоминаю… Поженившись, Мстислав с Катриной вместе приезжали к нам. Все радовались, поздравляли… Я не могу вызвать в памяти его лицо. Ступор. Воображение тоже отказывается рисовать морду над жратвой, слюни, остатки зубов. Там просто разодранная от уха до уха чёрная яма.
Утром я сделал то, зачем пришёл. Не через силу даже, а просто на одном выдохе: поднял коробку и прочь. ============================================================
12. Сестрёнка
– Почему не собираешь их, дорогой? – спросила ма Рая, с понятным недоумением. Начались бездельные школьные каникулы.
Сева Вячеславович добавил:
– …раз уж принёс.
Отец недоволен, всегда это знаю.
Не складываю по уважительной причине: руки трясутся! От ужаса и дикой надежды. По мёртвой луне Катрина теперь свободна… Катрина приедет сюда… Долго, долго, долго! Невозможно тянется время.
Её подарок – дорогущий пазл из рекламы: «…собери и прочти». То есть, покрой лаком и переверни, чтобы увидеть предсказание на обратной стороне. Чаще всего там смайлик и благоглупость в облачке, мол: «Будь хорошим и всё будет хорошо».
– Пусть лежат, есть не просят.
Бррр, зачем я так сказал!.. Опять вспомнил.
– Да мне коробка очень уж нравится, сынка.
– Ма, так возьми её себе, не всё ли равно! Могут и в пакете валяться.
Следующий день.
Большая коробка разрезана и превращена в постер…
Ещё день.
Куплена рамка с позолотой.
Ещё плюс день.
Ма Рая заменила зеркало у постели на постер в раме. Ко вторичному неудовольствию отца, в чем дело-то, не понимаю…
Впереди ещё бесконечных три дня.
Меня унесло в Баронский Парк и там гоняло по тропинкам, неизменно сдувая к пансионской ограде. Как тот кленовый лист, к тем самым воротам, что теперь в рамке висят. Я останавливался и смотрел на него, на его личное кованное солнце.
Э, так пазлы ради юбилея нашего городишки выпущены! Думаю, в честь этого факта мне и подарены.
---------------------
Мужчин в доме прибывало, а женщин отнюдь. Мать Рая засобиралась к невесткам знакомиться, в большом городе их по магазинам гулять. Провожая её, я обмолвился:
– Что-то я Польку не вижу. Вы её к племяшкам раньше с кем отослали?
Мать Рая смотрит неопределённо… В сторону говорит:
– Я думала, у тебя прошло это…
– Что это, ма?
– Воображаемая подружка твоя, сестрёнка. Давно не вспоминал.
Я обошёл стол, и мы оказались лицом к лицу: