— Зато поставили рекорд — пять! — Мария Петровна налила стакан крепкого чая, положила на тарелку бутерброды. — Присаживайтесь… Небось и не завтракали сегодня…
— Нет… Но не чувствовала, что голодна. А теперь такая тяжесть с плеч свалилась. — Девушка с жадностью набросилась на бутерброды. — Вкусно как…
— А тяжесть действительно свалилась с плеч! — засмеялась Мария Петровна.
— Славно… Спасибо! — Девушка, вновь потянувшись, встала. Улыбнулась чуть припухлыми губами. — Пора… Ждите через два часа. Да, а листовки?! А то и новостей не узнаешь. Знаете, после побоища, учиненного черносотенцами у университета, собралась толпа. Городовой решил утихомирить страсти: «Разойдитесь, господа! Все равно в здание не пропустят, а здесь ничего не увидите. Завтра все в нелегальных газетах узнаете». Вот и полиция признала авторитет нашей печати!
Мария Петровна, проводив ее, задержалась в прихожей, слушала. Застучали каблучки по лестнице, хлопнула парадная дверь. Теперь нужно убрать оружие. Она вернулась в столовую и начала запихивать винтовки под половицы, прикрыв тайник ковром. В тайнике лежали браунинги, револьверы, патроны, а вот прибыла и первая партия винтовок. Теперь, в эти осенние дни, квартира Голубевых на Монетной стала штаб-квартирой Петербургского комитета РСДРП.
После столь трагического шествия народа к Зимнему дворцу в октябре началась всеобщая стачка, которую Петербургский комитет РСДРП решил перевести в вооруженное восстание. Тогда потребовалось из разрозненных конспиративных тайников свести воедино оружие — таким местом стала квартира Голубевых на Монетной, отвечавшая самым строгим требованиям конспирации. Малонаселенный дом с двумя выходами и проходными дворами, большая квартира с удобным расположением комнат. К тому же Василии Семенович занимал солидное положение: редактор «Земских дел». К нему приходило много народа, дом слыл открытым…
Подсчитав оружие, Мария Петровна открыла синюю книжечку и начала шифровать записи. Улыбнулась. Книжечка была с секретом. Недавно в партии изобрели легковоспламеняющийся состав, им пропитывались документы и письма, подлежащие особому уничтожению. Поначалу она скептически отнеслась к этому, но однажды состав спас ее от ареста. Члены Петербургского комитета собрались на заседание. Она пришла пораньше, чтобы поговорить с товарищем, приехавшим от Владимира Ильича. И вдруг в дверь ворвалась полиция. Квартира оказалась чистой, но при обыске обнаружили шифрованные письма. Начали составлять протокол. Пристав, счастливый от столь редкой находки, положил письма рядом с пепельницей, закурил. Тонкой струйкой тянулся дымок. Пристав неторопливо оттачивал карандаш. И тут случилось непредвиденное— кто-то незаметно пододвинул письма к дымящейся папиросе. Бумаги вспыхнули ярким голубым пламенем; пристав прикрыл их ладонями, но поздно — остался только пепел. Пристав кричал, а задержанные откровенно посмеивались. После этого случая все конспиративные записи Мария Петровна делала только на бумаге, пропитанной чудодейственным составом.
Приглушенно затрещал звонок. Мария Петровна выпрямилась и, чувствуя неприятную сухость во рту, прошла в прихожую. Сегодня она двери открывала сама, отпустив горничную в гости. Василий Семенович лежал в кабинете с сердечным приступом, девочек она отвела к его родным. Неизвестно, чем мог кончиться этот день.
— В Москве ледоход… — прогрохотал верзила в тулупе, напоминавший деда-мороза. Снег хлопьями лежал на широких плечах, на густой черной бороде.
— А разлива не будет — начальство приняло меры, — с готовностью ответила Мария Петровна.
И как ни странно, пароль не вызывал улыбки, хотя за окном валил снег, а Нева скована льдом. Мужчина прошел в столовую, куда предусмотрительно открыла дверь Мария Петровна, осторожно ступая на негнущихся ногах.
— Вам придется отвернуться, — просто сказал великан. — Бикфордов шнур.
Мария Петровна понимающе кивнула. Мужчина хотел пройти за ширму, но Мария Петровна остановила его. Осторожно помогла снять тулуп. Каждое движение могло стоить жизни! Ноги великана были перевиты бикфордовым шнуром. Она стала на колени и осторожно начала разматывать его. Тяжелыми кругами падал шнур на паркет, свертывался в клубки, словно змея.
— Слава богу, добрался, — прогудел великан. — Ехать на конке побоялся, тряхнет ненароком, скольких людей загублю… Взял извозчика. Торчу, как столб, и молчу. Извозчик попался сердечный: «Радикулит прихватил…»
— А что на заводе, товарищ? — Мария Петровна старалась определить на глаз, сколько метров шнура лежало в кругах.