Мы с Женькой переглянулись. Так вот оно что! Значит, учительницей Ольга Русакова была уже после революции. А мы-то думали, что раньше. Ясно, почему Виктор Захарович Коростелев и Леонид Александрович Вольский не могли знать «учительницы» Ольги!..
— В марте 1918 года, — продолжал Иван Николаевич, — на Советскую республику со всех сторон напали враги: белогвардейцы, иностранные интервенты, всякие атаманы и бандиты… В августе восемнадцатого года Ольга Ивановна уехала на фронт. Проездом она побывала здесь, в своем родном городе. Но, к сожалению, ее последнее письмо помечено четырнадцатым августа 1918 года.
Я вспомнил то письмо, которое мы прочитали на чердаке. Под ним стояло это число: 14 августа. Значит, оно и было последней вестью от Ольги Русаковой с фронта!..
— А что с нею дальше было, неизвестно, — сказал Иван Николаевич. — Только по дневнику Альберта Вержинского можно судить, что воевала она в районе Бугульмы и попала в плен к колчаковцам.
— Эх! — Женька с досадой стукнул себя кулаком по коленке. — Жалко, что больше ничего о ней узнать не смогли!
— Да вы не очень огорчайтесь, — ободрил нас Иван Николаевич. — Теперь всё узнаем. Раз удалось установить ее фамилию, то во всем остальном уже разберутся. В Москве есть архив Красной Армии. Сделают запрос и выяснят. Я уверен: не пройдет и месяца, как мы все будем знать.
— Ну, — разочарованно протянул я. — Без нас узнают!
— Нечего, ничего, — засмеялся Иван Николаевич. — Вы свое дело сделали. И, прямо скажу, сделали неплохо. Молодцы! А новых открытий в жизни на вашу долю выпадет немало. Уверяю вас. Неизведанного-то на свете еще, ох, как много! — Он взглянул на часы. — Однако заговорились мы. Половина седьмого. Сейчас начнут собираться ребята.
В эту минуту тихо отворилась дверь, и в комнату бочком, очень смущенно вошел Васька Русаков. Он остановился на пороге и нерешительно затоптался на одном месте.
— Васька! — закричали мы. — Здравствуй! Ты что, доклад послушать захотел?
— Я записаться… — сказал Русаков. — Сперва думал в авиамодельный… А потом к вам решил, в исторический. Чтобы вместе.
— Это Вася Русаков, внук Ольги Ивановны! — наперебой принялись объяснять мы Ивану Николаевичу. — Той самой Ольги! Примем его, а?
— Что ж, примем, — согласился Иван Николаевич, посматривая на Ваську с любопытством. — А учишься ты как?
Васька сконфуженно молчал.
— Учится-то он неважно, — сказал Женька. — Но он исправится. Мы с Сережей будем ему помогать. Примем, а? Иван Николаевич?
— Ладно, примем. Только если вы за него ручаетесь.
— Ручаемся! — в один голос воскликнули мы.
— А он сам за себя как? Тоже ручается?
И Васька, упрямо тряхнув головой, твердо ответил:
— Ручаюсь.
По-моему, доклад у нас получился неплохой. Правду сказать, я сам-то говорил совсем немного — только о том, как рабочие фабрик и рудника готовились к восстанию. А про битву на баррикадах, про Ольгу Русакову, про Коростелева все рассказал Женька. Я же сидел и слушал.
Слушали все ребята. И Васька тоже сидел тихо и даже, кажется, боялся шевельнуться. А я глядел на него и думал о далеких сражениях, о смелых людях, которые боролись за свободу, и о самом Ваське, который, если бы не мы с Женькой, может быть, так и не узнал бы никогда об Ольге Русаковой.
«Эх, Васька, Васька! — думал я. — Не знал, Васька, чей ты внук. Учился плохо, дрался и хулиганил. В школе с тобой никто из ребят дружить не хотел. И связался ты, Васька, с жуликами вроде Кольки Поскакалова. А ведь Ольга Русакова, наверно, мечтала, что ее внук тоже станет настоящим человеком, не каким-нибудь там драчуном и двоечником, а справедливым и честным… Эх, Васька! Да будь я внуком такой героини, я бы и сам героем стал!»
И вдруг я вспомнил о моем отце, который воевал на фронте, был ранен под Варшавой и занимал Берлин. Я вспомнил, что Женькин отец, Федор Алексеевич, пробивался во время Отечественной войны со своим батальоном из окружения, попал в плен, бежал и пробрался в партизанский отряд под Брестом. Слыхал я также от самого Женьки, что его дедушка бился с белогвардейцами генерала Деникина еще в гражданскую войну, осенью 1919 года, возле города Тулы. А дядя Лешки Веревкина! Лешка ведь говорил, что его дядя партизанил на Дальнем Востоке, бил врагов у станции Волочаевка и у города Хабаровска. Конечно, нечего говорить, на баррикадах в девятьсот пятом году никто из них не сражался. Но если Ольга Русакова была героиня, то и мой отец, и Женькин, и Лешкин дядя тоже смелые люди. И боролись они так же, как она, за нашу Родину, за свободу и счастье… И над их головами развевалось красное знамя и свистели вражеские пули. И, наверно, если порасспросить, то окажется, что у каждого в нашем классе найдутся родные, которыми можно гордиться. Даже у ленивого Гешки Гаврилова! И никому из нас нельзя забывать о них! И тем более нельзя позорить их славных имен!