А Пашка стоял в сторонке и лыбился смущённо, глядя на наши бурные изъявления чувств. Мама оторвалась от меня, подошла к Пашке, обняла, поцеловала в обе щёки и потрепала по волосам. Было видно, что она ему рада не меньше. Пашка цвёл и тоже был рад. Они навезли нам целую кучу разноцветных футболок с разными наклейками и всяких сувенирных безделушек, которые можно было вешать на стену или ставить на полку, с гордостью показывая гостям: вот, типа, мы там были и привезли, а вы нет. Лохи вы, господа! Ну, это я так, прикалываюсь. Сейчас такой ерундой уже никого не удивишь. Езжай, куда хочешь, никто слова не скажет. Были бы деньги да загранпаспорт, и «…мы едем, едем, едем в далёкие края!».
Всё-таки я убедил Пашку, что лучший вариант — перевод в другую школу. За обедом объявили о своём решении, сославшись на то, что в сорок пятой есть класс с математическим уклоном, куда нам вот ну прям очень нужно попасть. Интересно, мы тоже будем такими же наивными и доверчивыми, когда повзрослеем? Вопрос был решён в нашу пользу, и мы собрались завтра с утра заняться этим вплотную. Вернее, не мы, а отчим по каким-то своим, одному ему известным каналам. Ну и мы не против: отпала необходимость самим кого-то искать и доказывать, что без нас с Пашкой сорок пятая школа — не школа, а так… «школка». С тёть Ниной тоже проблем не возникло: она всегда была на стороне Пашки, как главного и единственного мужчины в доме.
До конца каникул оставался ещё целый месяц, даже чуть больше, и мы решили опять уехать в деревню: в городе делать было нечего, да и возможная встреча с Леной тоже была причиной. Хоть она и говорила, что уезжает, но я с некоторых пор ей не слишком-то верил. И Пашке так было спокойнее. Решили, что как только утрясём дела с переводом, сразу уедем. Я попросил родителей купить мне новый письменный стол — большой офисный, чтобы место было не только мне, но и Пашке с нашими ноутами. После обеда как раз этим и занялись — отправились в мебельный магазин.
Цель была, конечно, не совсем та, которую я озвучил: мне нужно было надёжно спрятать наши деньги. Мой старый стол для этого не годился. Новый выбрали с выдвижной, запирающейся на замок, тумбой. То, что надо! Можно ехать, не переживая за сохранность нашего капитала и тайны его возникновения, что было ещё важнее.
Так незаметно прошёл наш первый день. Вечером ещё погуляли в парке, покатались на аттракционах, посмотрели сверху на наш городок из кабинки колеса обозрения. Я проводил Пашку до его дома, украдкой на прощание чмокнув в липкую от сахарной ваты щёку. Завтра утрясаем дела с переводом и на машине вместе с родителями едем в деревню: они соскучились по бабуле и решили её навестить.
Лена
— Ау, детка! Слышишь меня?
— Да. Привет!
— Ты ещё в городе?
— Да, решила на пару дней задержаться. Послезавтра вылетаю. Есть новости?
— Да как тебе сказать? Есть, но, боюсь, они тебе не понравятся… Хе-хе. Мальчики проследили за твоим Тимуром. Они с дружком всё время, тот не отлипает от него ни на минуту. Х-хех! Нет у него крали, у него есть краль — этот самый дружок. Мои их засняли. Интересные картинки… Целуются они не по-детски. Думаю, тебе, золотко, ничего не светит: перешёл твой Тимур в команду синих… э-э-э… голубых.
— …
— Чего молчим? Вопрос исчерпан?
— Всё остаётся в силе, ты же обещал!
— Я-то обещал, только теперь какой смысл? Нахрена попу баян… эээ… гармонь? Он — пидор, малыш, а это — диагноз! Понимаешь меня?
— Убери этого мелкого гадёныша, убери!!!
— Эй, эй! Что за истерики? Я, вообще-то, бизнесмен, а не пожиратель младенцев! Нашла Ирода! Я так понимаю, дело тут не в мелком, а в твоём Тимуре. Подумай ещё раз хорошенько. Месть — блюдо, которое подают холодным. Остынь пока. Я перезвоню позже, когда вернёшься.
— Подожди, я… Отключился, сволочь!
Я была вне себя:
«Кто бы мог подумать — Тимур и этот ублюдок тра… О, Господи! Невозможно! Гадость какая! Тимур! Мой Тимур! Бросить меня — меня! — из-за этого червяка?! Фу-у, как такое, вообще, возможно? Не верю… не могу поверить! Здесь что-то не так! Они ошиблись. Точно — они ошиблись! Встретиться с ним и ещё раз поговорить? Времени нет. Если не вернусь через два дня, мои меня убьют, я уже и так здесь почти неделю. Надо лететь назад. Да… надо остыть и всё обдумать. Месяц ничего не решит: приеду — разберусь! Если это окажется правдой, я не буду больше церемониться и играть в хорошую девочку! Не прощу! Ты меня плохо знаешь, дорогой Тимурчик!»
Паша
— Я дома!
В прихожую заглянула мама.
— Здравствуй, сынок! Иди умывайся, и пойдём ужинать! Что у тебя с лицом — щёки блестят?
— Да… фигня! С Тимуром в парке были. Это от ваты.
— Ну, иди, сладкоежка! А в пакете что?
— Тёмкины родители подарили — с отпуска привезли мне и Тёмке: футболки и так… сувениры всякие. Потом покажу.
«О-о-о! Мои любимые блинчики с вареньем! Обож-ж-жаю!»
Мама сидела напротив и, подперев голову рукой, с грустной улыбкой смотрела, как я расправляюсь с ужином.
— Вроде и ешь хорошо, а всё никак вес не наберёшь! Приходи завтра ко мне на работу, Изольде Гургеновне тебя покажу.
— Не, мам! Завтра из школы доки заберём и в сорок пятую пойдём записываться. А после обеда в деревню поедем. Мы уже договорились.
— Ох, не знаю, сынок, что вы там с Тимуром придумали. Последний год, а вы — школу менять! Кто вас там ждал? Чего здесь не сидится? А зимой… на остановках стоять? И вставать тебе, засоне, на час раньше придётся!
— Да ерунда это всё, мам! Мелочи! Там класс математический, поэтому так решили!
Мама как-то странно, испытующе, посмотрела на меня, но ничего больше не сказала. Подошла, поцеловала в макушку и, вздохнув, ушла в комнату.
Тимур
Мы живём в деревне уже неделю. И всю неделю занимаемся хозяйством, как настоящие деревенские жители: совместными усилиями помогаем нашим бабулям в неравной борьбе с сорняками на огородах, собираем смородину, клубнику, окучиваем нескончаемые рядки картофельной плантации и даже один раз пытались под недовольное ворчание бабы Липы освоить хитрую науку консервирования огурцов на зиму. Ну, правда, нас с Пашкой допустили только к процессу закатывания банок. После обеда грязные и потные едем на скутере купаться на речку. Ох, как же приятно после нескольких часов тяжкого труда забросить своё утомлённое тельце в самую глубь прохладных, оживляющих вод, а потом упасть и замереть на горячем песке в позе морской звезды. И пусть весь мир подождёт!
Управившись на обоих огородах с сорняками и картошкой, мы решили устроить себе турпоход на озеро. То самое, о котором мне вспоминалось в Безвременье. Решили — поехали! В местном маркете купили кое-какое обмундирование, настоящую рыболовную сеть и палатку. Я бы даже сказал, не палатку, а шатёр Шамаханской царицы! Хэх! Куда меня завернуло! Но палатка, действительно, была классная — ярко-зелёная, в полный Пашкин рост, с окошками, с внутренними кармашками для разных мелочей и мягким напольным покрытием. И складывалась она в продолговатый валик, который удобно надевался через Пашкино плечо. Основное бремя по доставке собранной для похода утвари нёс на себе Пашка, так как я занимал почётное место водителя.
Озеро встретило нас перекличкой птиц, всплесками играющей рыбы, расходящимися кругами по изумрудной глади воды, солнечными бликами на кружевных ветвях деревьев, пьянящим ароматом разнотравья и прочими прелестями подмосковного лесного рая.
Если меня когда-нибудь спросят, как я представляю себе счастье, я вспомню именно эту картинку. Никакие пальмы с кокосами и заморские экзотические страны не сравнятся с простой, неприхотливой красотой природы Руси.
Конечно, главным источником счастья в этой, до боли родной и привычной картине, был вон тот человечек, побросавший как попало мешки с тюками и поскакавший с диким гиканьем вдоль берега. И уже успевший извозиться чуть ли не по самые брови в прибрежной грязи.