Здесь, в лесу нас ничего не сдерживало, и мы полностью отпустили на волю свои желания, свой неутолённый голод обладания друг другом. Такого безудержного, дикого, животного секса у нас ещё не было. Мы пили друг друга, дыша одним дыханием, вжимались и не отпускали, стуча одним сердцем. Орали и рвали друг друга, падали в бездну и опять возвращались, и опять падали. Градус возбуждения нарастал и уже зашкаливал. Мы неумолимо приближались к развязке. И она наступила, бросив нас в самый головокружительный полёт двух тел, бьющихся и замирающих в смертельной агонии страсти. Всё выплеснуто до конца, до последней капельки: наши соки, наше дыхание, наше биение сердец, наши дикие вопли — всё. Ничего нет… нас нет! Остались пустые, невесомые оболочки, безвольно распростёртые на ложе царского шатра. Мир сомкнулся над нами, и мы, вжавшись друг в друга, окунулись в сладкий, исцеляющий сон под негромкие, баюкающие звуки леса.
***
Пять месяцев спустя…
Вихрем пролетел последний летний месяц, и мы пришли учиться в новую школу. Ребята в классе приняли нас настороженно и не слишком приветливо. Как потом выяснилось, в классе существовало три ступени иерархии. Как в Древнем Риме — патриции и плебеи. И третья группа — ботаники. К ботаникам причислялись отличники. Их было немного, всего четыре человека. Они держались обособленно и, кроме учёбы, их ничего не интересовало. К патрициям, как они сами себя называли, относились те, кто входил в свиту Олега Котова — лидера и вожака «патрициев». Эдакий римский Сенат из пяти человек, стоящий высоко над прочими смертными. Все остальные, соответственно, — плебеи, куда мы благополучно и влились с Пашкой.
Олег Котов, здоровый спортивный парень, был сыном директора школы и чувствовал себя её хозяином — барином среди холопов. Впрочем, в школе он никого не задирал. Его свита тоже вела себя тихо и везде следовала за своим «хозяином». Просто они считали себя эдакой элитой школы. Ну, насчёт элиты я бы поспорил. Учились они так себе, с учителями разговаривали вежливо-хамским тоном. Одноклассники презрительное отношение к себе старались не замечать, обходили их стороной и не связывались. Вот такая обстановочка была в нашем новом классе.
Мы с Пашкой тоже вели себя тихо и никому не навязывались. Правда, пара приятелей из класса у нас всё же появилась. Они сидели впереди нас, и именно они и поведали нам про существовавшее деление на «подвиды».
Вообще-то меня удивляло само это явление — наша «элита»: выпускной класс — уже не маленькие ребятишки, а вполне здоровые, взрослые мужики. Видимо, наши «патриции» задержались где-то в детстве, не наигравшись в кубики и казачков-разбойничков. Меня это смешило, но не раздражало. Хотят играться, пусть играются. Лишь бы не трогали Пашку, а за себя я был спокоен: ещё в начале года поймал на себе изучающий взгляд Котова. Свой отводить не стал. Посмотрели, так сказать, «обменялись визитками» и, думаю, друг друга поняли. Его «трон» я занимать не собирался, и они о нас забыли.
С друзьями из прежней школы я связи не терял, и мы иногда встречались и созванивались. Женька, наша сорока-всезнайка, рассказала, что Лена в Ключ так и не вернулась: родители оставили её доучиваться в Челябинске. Это была приятная новость, не хотелось пересекаться даже случайно. Тем более, что в глубине души я чувствовал вину перед Леной и ничего с этим поделать не мог. Если у неё там сложится что-нибудь со Стасом, я буду только рад — камень с души упадёт. А то, что он ей не так уж и безразличен, как она пыталась меня уверить, я заметил. Да и она ему, судя по Ленкиному рассказу, тоже.
А у нас с Пашкой наступила новая, тщательно скрываемая от всех, жизнь. Правда, побыть вместе наедине удавалось не слишком часто, хотя мы почти не расставались и иногда урывали моменты между решением задачек по физике и уравнениями по начертательной геометрии. Но нам хотелось большего — романтической обстановки, и чтобы безо всяких случайно нагрянувших родителей. Это была наша мечта, пока что невыполнимая. Мы ждали зимних каникул. Мои, как обычно, уедут куда-нибудь на отдых, и вот тогда наступит наше с Пашкой время. И уж в этот раз опека нашей сердобольной соседки Татьяны Кимовны мне точно не понадобится: мальчик вырос и может позаботиться о себе сам.
Незаметно наступил конец декабря, приближались новогодние праздники. Нас с Пашкой ребята пригласили встречать Новый год вместе у Ксюши: родители уезжали в Тулу к родственникам, и квартира была свободна. Ксюне разрешили встретить Новый год дома с друзьями с одним условием: стены и мебель останутся целые, а соседи не вызовут полицию из-за шума: то есть всё должно быть культурно и без лишней кутерьмы. Ну, а присматривать за детками будет Ксюнина тётка. Звали её Лариса, ей самой только исполнилось двадцать пять лет, и она не прочь была порезвиться в нашей компании. Информацию об этом мне выдали вместе с приглашением на вечеринку.
Паша
Фу, блин, проспал и опоздал на остановку. Мы по утрам там встречались с Тёмой, чтобы вместе ехать в школу. Но вчера до двух ночи смотрел ужастик по DVD — срочно нужно было вернуть диск — и, как итог — проспал. Тёмке отзвонился, чтоб не ждал меня: приду на второй урок. Быстро засунул в себя бутер и поскакал на остановку. Маршрутки, как назло, не было. Ноги и руки стали постепенно коченеть, а я превращаться в ёлочную игрушку — обсыпанную инеем сосульку. Рядом остановилась чёрная БМВ, и из-за полуопущенного вниз стекла показался мужик в затемнённых очках:
— Парень, тебе куда? Садись, довезу, а то стоишь, на снеговика похож.
Мороз был нешуточный, а я так замёрз, что мне было уже всё равно, кто в машине: очень добрый дядя или злой Карабас Барабас. Я кивнул и нырнул в открытую дверцу. Меня сразу окутало сказочным теплом, а дядька смотрел на то, как я постепенно оттаиваю, и лыбился.
— Тебе куда?
— В школу на Верещагина.
— Не поздновато? Занятия уже начались. Опоздал?
— Проспал.
— Ну-ну, — продолжал улыбаться он, не отрывая глаз от дороги.
Через пять минут были на месте. Я протянул ему полтинник:
— Спасибо. Возьмите, у меня больше нет.
— Спрячь, самому пригодятся. Мне было по пути.
— Ладно, как скажете. Спасибо, — я открыл дверцу, но он остановил: — Возьми мою визитку. Меня зовут Владимир Павлович.
— Очень приятно. Я — Паша. Зачем визитка?
— Ну, мало ли… — он опять улыбнулся, — вдруг в школу опять опоздаешь: позвонишь — я довезу. Или ещё что-то произойдёт…
— А вы в Армии спасения служите или в Бюро добрых услуг?
— Ну вот! Я ему доброе дело, а он мне в ответ…
— Да нет… Я ничего такого не хотел. Просто странно, с чего такая благотворительность… или вы всем помогаете?
— Нет, Паша. Благотворительностью я не занимаюсь и помогаю не всем. Ты сейчас и на второй урок опоздаешь. Беги. И позвони мне, тогда и поговорим, хорошо?
— Если визитку не потеряю. Ладно, я побежал. Спасибо ещё раз.
«Странный субъект! Довёз… визитка… позвонить просил… И какого ему от меня надо? Понравился, что ли? Стоит до сих пор, не уезжает…»
Я обернулся перед самыми дверями: машина стояла у ворот, и Владимир Павлович, как представился мне незнакомец, смотрел из приоткрытого окошка в мою сторону.
До окончания урока оставалось ещё пять минут. Я разделся и пошёл в сторону кабинета английского — следующего по расписанию урока. Сел на подоконник и достал визитку. На ней значилось: Бирюков Владимир Павлович. Адвокат. Тел… факс… адрес юридической фирмы.
Я прифигел: «Адвокаты решили таксистами подработать? Они, вроде, и так не хило зарабатывают. Ну, вообще-то, денег он с меня не взял… Странно!»
Я приоткрыл окно и пустил визитку в свободный полёт с уверенностью, что с этим человеком больше никогда не встречусь. Но оказалось, что я ошибался.