Глава XIV
Он никак не мог разобраться и решить эту, с первого взгляда, легкую задачку. Казалось, что ответ прямо перед ним, только возьми, но всякий раз нужные слова ускользали, будто ледяные кубики в стакане колы. Он никак не мог понять, кто она – Хлоя и что с ней? Что с ней? Почему? Как? Зачем? За что? Он опустил голову на сложенные руки, чувствуя, как в висках начинает болеть, точно в них ввинчивали тонкие шурупы. Вдобавок к этому солнце палило просто немилосердно, выжимая испарину их еще не просохшей земли. Дышать это не мешало, как ни странно, но вот одежда не комфортно липла к телу, от чего пробуждалось желание вскочить и содрать с себя больничное одеяние. Вопросы, мучившие его последние два дня, не особенно улучшали это состояние. Почему в один день Хлоя разговаривает, а в другой молчит? Так делают куклы без завода, но куклы не умеют любить! У кукол не теплеют ладони! Куклы не желают найти себе дом! - Кто ты? - в который раз задал вопрос он, поднимая мутный взгляд и выглядывая в сад.
Сейчас там никого не было, кроме мужчины в специальной одежде, который старательно подрезал кусты. Это зрелище успокаивало, действовало как гипнотический маятник, но голоса внутри головы не затыкало. Хлоя улыбается. Хлоя молчит. Хлоя плачет. Хлоя любит. Хлоя дышит. Фрэнк тихо зашипел и снова спрятал глаза на сгибе локтя. Кожа щеки липла к коже руки, выглядывавшей из-под рукава рубашки. Деревья едва слышно шептались, словно отпевали кого-то. Мертвецов на заднем дворе не было слышно, зато было слышно клацанье ножниц садовника, словно кто-то ломал кости. Хлоя – человек? Хлоя – обычная девушка? Хлоя – такая же, как он? Но тогда... - Откуда ты знаешь про подкоп?
Он прошептал эти слова в полу-тишине сада, и весь мир прислушался к нему, жадно впитывая все звуки. Губы разом стали сухими. Он поспешно закрыл рот, для надежности прижав к нему ладонь, и отшатнулся от окна. Слава богу, никого поблизости не было, поэтому никто не мог его подслушать. Он устало опустился на кровать. Он нормальный. Он – хороший человек. Он – обычный человек. Он не знал о подкопе. Он знает, что он нормальный, а Хлоя – знала о подкопе. Хлоя – не обычная. - Хлоя, ты больная?
Фрэнк поднял глаза к потолку, чувствуя, как веки липнут в коже. Духота была похожа на прозрачный мед. Мед познания, который охраняют великие стражи. Он тяжело вздохнул, запрокидывая голову и чувствуя, как медленно скользят по лбу влажные волосы. Новое знание было ошеломляющим, ужасающим, тяжелым, как якорная цепь. Оно тянуло вниз, на пол, в глубину подвала больницы и еще дальше – в магму, в глубину Земли. Не хватало сил, чтобы охватить его полностью, оно походило на бескрайнее смоляное море. Ведь без Хлои он никуда уйти не сможет, а Хлоя... Она... Больная. ***
- Что же мне делать?
Фрэнк изучал на свое отражение. В стекле был осунувшийся парень с кругами под глазами. Он с силой ударил ладонями по щекам, вызывая боль и румянец. Это немного отрезвляло, но никак не помогало справляться с всепоглощающей пустотой и безысходностью, растущей внутри. Светящиеся нити, сшивавшие его сердце с сердцем Хлои, превратились в прогнившую бересту, вцепившуюся трухлявыми сучьями в плоть. Раны. Грязь. Гниение. Смерть. Отсутствие свободы внутри гроба. Смерть. Смерть. Смерть! Хлоя! Фрэнк мотнул головой, включил воду и быстро умылся. Прозрачные капли стекали по рукам и лицу, скатывались на подбородок и невыплаканными слезами исчезали в раковине. В туалете царила приятная тишина, которая удачно перекликалась с безмолвием внутри черепа. Только голоса шептали что-то свое, приводя внутренний мир в порядок. Нельзя тут оставаться! Нужно бежать! Прочь от больницы! Прочь от мертвецов! Прочь от холода под завесой жары! Прочь от Хлои! - От Хлои? - неуверенно переспросил он, непонимающе глядя в зеркало.
Это представлялось немыслимым. Как это – никогда больше не касаться теплых почти прозрачных пальцев, не целовать украдкой тонкие белые губы? Может, ему еще не дышать? Дышать. Бежать. Жить. Вдали от больницы! Вдали от Хлои! Хлоя – это Смерть! - Нет! Нельзя! Я умру! - взвизгнул Фрэнк своему отражению.
Оно, точно так же, как он сам, перекосило лицо, сжало кулаки. Он казался затравленным зверьком. Голоса внутри советовали безумие, граничащие с болезнью. Они точно помешались! Они говорят не то, что должны. Они словно стали не частью его, а кем-то совершенно посторонним. Они были чужими.