Вот сколько всего видела Надя, а Димка катался только на пригородных поездах и больше ничего не видел. Димку Надя считает своим другом. Он, правда, не знает об этом, но Надя всё равно считает. Ведь он ни разу не назвал её «кривулей» или «каракатицей», как другие мальчишки и девчонки. Из-за этого Надя и не подзывает их к окну. С удовольствием бы позвала. Но вдруг кто-нибудь скажет ей: «Отстань, Кривуля!» Нет, лучше уж не звать.
Надя хотела остановить Димку, когда он будет проезжать мимо, чтобы показать ему спичечный коробок с новой этикеткой, но во дворе появился папа. Он шёл быстро и чуть-чуть пританцовывая. Надя сразу поняла: папа скажет что-то утешительное. И верно: увидя Надю, он тут же закричал:
— Собирайся в дорогу! Берём билеты на самолет. Самый быстрый вид транспорта.
От этих слов у Нади часто-часто забилось сердце. Она даже ничего не могла сказать, только закивала папе головой, чтобы понял, что она его слышит.
Глава вторая. В дороге
Поехали Надя с мамой всё же поездом. Мама объявила, что плохо переносит в самолете взлёт и посадку. А в этом рейсе он делает две остановки. Пришлось брать билеты на поезд и трястись двое суток.
Как только поезд отошёл от московской платформы, Надя прилипла к окну. Снег за городом почти весь растаял, и берёзки росли, точно в прудах. Придорожные телеграфные столбы тоже утонули в воде. Кое-где на бугорках виднелась жёлтая прошлогодняя травка, похожая теперь на маленькие взъерошенные клочки сена. Но любопытнее всего была железнодорожная насыпь, по которой шёл поезд. Она то начинала быстро-быстро расти, точно торопилась взобраться на гору, и становилась тогда крутой и высокой, то стрелой падала вниз и, сровнявшись с полем, исчезала совсем, тогда рядом с железной дорогой появлялись домики с усадьбами. Почти у каждой усадьбы стояли массивные деревянные ворота с калиткой. Надю это очень развеселило:
«Зачем открывать калитку, когда рядом с воротами нет никакой ограды, возьми и проходи на усадьбу где хочешь».
На второй день пути леса стали гуще, а вместо воды под деревьями лежали длинные серые полоски снега. Около некоторых железнодорожных домиков висели на врытых столбах качели, — значит, здесь были дети.
Дорога стала такой извилистой, что из предпоследнего вагона, в котором Надя ехала с мамой, ей несколько раз был виден электровоз и половина состава. А в одном месте получилось даже так, что электровоз ехал чуть ли не навстречу их вагону. Вот какой крутой поворот попался!
Леса часто сменялись полями, а поля — строительными площадками. И тогда вместо тракторов, которые, как жуки, урча, копошились на полях, там возвышались подъёмные краны.
Раньше, ещё маленькой, Надя любила ездить в поезде с детьми. С ними можно играть или просто дурачиться. Но когда подросла, ей стало казаться, что они хоть и играют с ней, но смотрят как на больную, снисходительно. И сейчас Надя была очень рада, что с ними в купе ехала только одна тихая и молчаливая старушка. Четвёртое место оказалось незанятым.
А совсем хорошо было вдвоём с мамой, когда старушка отправлялась обедать в вагон-ресторан или выходила в коридор постоять у окна. Тогда они садились рядом на одну нижнюю полку и прижимались друг к другу. Мама гладила Надю по голове и говорила:
— Ну вот, может быть, на этот раз всё будет хорошо.
А Надя ещё крепче прижималась к ней и говорила шёпотом:
— Мне нравится так сидеть с тобой. Мне хорошо-хорошо.
Но такой спокойной и ласковой Надя бывала не всегда. Часто она капризничала и сердилась на маму:
— Почему ты не взяла мою новую куклу? — начинала придираться она.
— У нас и так много вещей, — оправдывалась мама.
— Всегда ты не берёшь то, что мне хочется, — продолжала она капризничать.
Мама понимала тревожное состояние дочери перед предстоящими операциями и сносила её маленькие придирки молча. Тем более, что за этим очень скоро наступал мир. И они снова были довольны друг другом.